Она смотрит на меня, ждет ответа.
У меня нет ответа. Она права. Я ее предал.
– Прости меня. – Это все, что я могу сказать.
– Простить тебя? – Она мотает головой, показывая, как мало значат мои слова. – У тебя в семье все такие же, как Роза? – На миг мне кажется, что она сейчас выругается. – Да как такое вообще возможно?
Я почти уверен, что это риторический вопрос, что она не хочет сейчас слушать про взаимосвязь между ДНК, морфологией мозга и окружением. Я думаю пошутить, сказать, что я не виноват в том, что мои родственники сплошь демоны, но вряд ли ей будет смешно.
– Это уже слишком, Че. И то, что ты мне не рассказал, и то, что у вас в семье все такие. А вдруг Роза решила бы толкнуть под автобус меня?
«Это был велосипед». Но я ее не поправляю. И не говорю, что Роза обещала столкнуть ее с лестницы.
– Или твой отец? Или дядя, или дедушка? У меня и без того полно проблем в семье. Мама Ди правда очень больна. Она уже столько раз была на грани смерти, что мы перестали считать. Ей теперь все время приходится передвигаться в кресле.
– Мне очень жаль. Диандра замечательная. – Я вдруг понимаю, что в их доме нет лифта, а живут они на шестом этаже. Получается, Соджорнер теперь приходится все время носить ее вверх и вниз по лестнице? И кресло тоже?
– Да, она замечательная. – Соджорнер глубоко дышит, пытаясь держать себя в руках. Она не смотрит на меня. – Ты тоже ей нравишься. Но она со мной согласна. Ты знаешь, что я молилась за тебя? И мои мамы тоже. Доверие – основа всего, Че. Твоя семья… у меня нет слов, чтобы вас описать. Я знаю, что плохое часто наследуется, но никогда не слышала ни о чем подобном. Какие отношения могут быть у нас с тобой, если я не могу тебе доверять? Как я могу завести с тобой детей?
Она думала о том, что мы можем завести детей? Я представляю нас с ней через десять лет, как мы живем вместе, растим детей. Она права. Этого не будет. Мне нельзя, ни с кем. Мои дети могут оказаться такими, как Роза, как Дэвид. Я не могу привести в этот мир новых демонов. Я всегда думал, что у меня будут дети.
– Я бы держал свою семью подальше от тебя, – говорю я, понимая, как жалко это звучит.
– Но ведь ты уже этого не сделал, Че! Ты меня даже не предупредил. Ты вообще кого‐нибудь предупреждаешь? Если Роза действительно такая, какой ты ее считаешь, разве можно не предупреждать об этом всех вокруг? А твой отец? Ты когда‐нибудь кому‐нибудь говорил о нем? Ты обязан защищать людей. Даже если ты не обрел Иисуса, ты все равно обязан нести в этот мир добро.
Я хочу сказать ей, что не знал про Дэвида. Но это ведь не важно. Соджорнер права. То, что я не рассказал ей о Розе, непростительно. Но я не знал, как это сделать. До сих пор не знаю.
– Я сказала Розе, чтобы она мне больше не звонила. Странно говорить такое ребенку, но я не могу с ней общаться. Я не могу ей помочь.
– Она пыталась с тобой связаться после того, как ты ей это сказала?
– Я заблокировала ее номер.
– Умно.
– На твои звонки я тоже не буду отвечать.
Я отшатываюсь, словно меня ударили. Она поворачивается ко мне, берет в ладони мое лицо. У меня колотится сердце. Может, она передумает.
– Ты мне небезразличен, но я не могу быть с тобой. Это мне не по силам. Всегда будет не по силам.
Она прижимается губами к моим губам. Я наклоняюсь к ней, желая большего, но она уже убирает руки, отступает на шаг назад.
– Прощай, Че. Храни тебя Бог.
Соджорнер разворачивается и бежит прочь. Я не двигаюсь с места.
Я возвращаюсь домой. Салли и Розы еще нет. Соджорнер разбила мне сердце. Мне больно дышать.
Я хотел бы быть психопатом, тогда мне не было бы больно. Тогда мне было бы плевать. Я не хочу ничего чувствовать. Если бы я ничего не чувствовал, то легко бы все это пережил. Майя умерла, Соджорнер меня бросила. У меня ничего нет. Почему я не могу перестать чувствовать? Не могу стать таким, как Дэвид? Почему я не такой, как он? Что меня спасло? Мои гены. Не те, что от Дэвида, а те, что от Салли. Меня спасли гены Тейлоров.
Меня вдруг изумляет справедливость того, что у меня фамилия Салли, а у Розы – фамилия Дэвида. Как будто родоки знали.
Я смеюсь. Вот наша любящая семья: отец и сестра – психопаты, мать живет в мире иллюзий. И сам‐то я кто? Не знаю. Все, что я знаю, – что я не психопат. Я плачу. И мозг, и сердце у меня сломаны. Я в жизни не плакал столько, сколько плачу с тех пор, как оказался в Нью-Йорке.
Я засыпаю к рассвету. Может, к этому времени Салли с Розой уже вернулись, но я их не слышал. Салли будит меня в начале десятого. Она сидит на краю моей кровати, а я тру глаза, пытаясь проснуться. Она выглядит ужасно.
– Когда ты в последний раз спала?