- Куда определили-то, сынок? - спросила бабушка за ужином.
- Предложили в воинскую часть. Завтра схожу, по-смотрю, что да как?
- Не надоела армия-то? - отец мыл руки и теперь шел к столу.
- А куда мне ещё идти? - нахмурился дядя Павел. - Я семнадцати лет на фронт пошёл. После семилетки в колхозе работал. Навоз возил, да коров пас. Чему я научился? Что умею?.. Меня стрелять научили. Это я могу, это у меня полу-чается... Военком тоже спросил: "Ну, сержант, как жить дальше собираешься, куда определяться будем? Со здоровьем как?" А как со здоровьем? В легких осколок, рука немеет, вре-менами как не своя, пулей кость задета. От контузии голова до сих пор как ватой набита, в ушах звон. В общем, весь сшитый и залатанный. "Да в документах, говорю, товарищ майор, все записано". "Вижу, солдат, что инвалид, потому и думаю, куда тебя пристроить. На завод тебя, говорит, пока не пошлёшь, на стройку тоже. Вот есть у меня, может, подойдет. Воинской части требуется зав складским хозяйством, должность стар-шинская. Ну, ты человек грамотный, семилетка. Думаю, по-дойдешь". Чего тут рассуждать? Взял я направление, откозы-рял и ушел. Завтра видно будет.
- Так-то оно так,- согласился отец. - Только вот мате-риальная ответственность. Не боишься?
- Волков бояться - в лес не ходить, - беззаботно ответил дядя Павел. - Я в части каптенармусом почти год служил... Ладно, это потом, а сейчас, Тимофеич, лучше давай вы-пьем.
Через два дня дядя Павел уже работал. Ему выдали новое обмундирование. Все офицерское, с иголочки, из добротной диагонали. Только на погонах вместо звездочек была выложена старшинская буква "Т".
- Ну, как? - спросил отец, когда дядя Павел отработал первый день.
- Нормально, - пожал плечами дядя Павел. - Прини-май, выдавай, да веди отчетность.
- Смотри, аккуратнее с документами, - предостерег отец.
В тот вечер я по просьбе отца стал лечить дядю Павла. Тогда я даже не мог представить, какое это будет иметь по-следствие и для нас с отцом, и для дяди Павла.
Дядя Павел дышал тяжело, в груди что-то клокотало, и он долго и мучительно кашлял, но еще больше его беспо-коила рука: дядя Павел кроме ранения в грудь перенес ра-нение в руку. Пораженная рука плохо слушалась и немела. Ко всему прочему давала знать контузия. В госпитале дядю Павла кое-как подлечили, но все же был он плох.
Во время первого нашего сеанса дядя Павел не очень охотно, только чтобы не обидеть отца, снял с себя нижнюю рубашку, скептической улыбкой давая понять, что все это баловство, и толку от этого он особенно не ждет.
Левая, больная рука дяди Павла, была холоднее, чем все тело. Мне сразу бросилась в глаза разница между свече-нием вокруг правой и левой руки. Вокруг больной руки, как и вокруг головы, мерцал синий холодный свет, но с ясно выраженными темно-красными очагами поражения, а во-круг правой свет играл голубоватым цветом с теплым зеле-ным равномерным оттенком. Я положил больную руку дя-ди Павла поудобнее, провел ладонью вдоль руки и стал во-дить руками сверху вниз, не касаясь ее. Потом подержал руки над небольшим, еще не огрубевшим шрамом. Мед-ленно, но заметно цвета стали меняться - синие позелене-ли, зеленые порозовели, а в некоторых местах начали крас-неть. Зато красный очаг стад бледнеть. Это означало, что температура тела на поверхности возросла, а болевой очаг рассасывается.
- Что-нибудь чувствуешь, дядя Паша? - спросил я, зная заранее ответ.
- Горячо, жжет и покалывает! - удивленно сказал дядя Павел.
- Это хорошо, дядя Паш! - усмехнулся я и перевел руки на голову.
Минут через десять я погрузил своего дядьку в сон и стал внушать, что у него заживают раны, а голова проясня-ется, исчезает шум и утром он встанет бодрым, с хорошим настроением.
Дядька ни свет, ни заря поднял меня с постели и стал на весь дом орать, что у него перестала ныть рука и в ней появилась сила, стало легче дышать, а в голове нет никако-го шума. Дядя Павел беспрерывно сжимал и разжимал кисть больной руки, демонстрируя ее силу. Кисть и правда стала работать лучше, но я видел, что со всей силы до конца сжать ее еще не может. Он как заведенный повторял: "Племяш, племяш мой дорогой!" и смотрел на всех счаст-ливыми глазами.
Неделю, каждый день я проводил с дядей Пашей свои сеансы, не забывая про гипноз, В конце концов, рука у дяди Павла стала работать почти как правая, его перестал бить кашель, и хотя одышка еще оставалась, дышать ему стало легче. Голова тоже пришла в норму. Но, главное, во сне он теперь не кричал и не ругался, по ночам не вскакивал и спал относительно спокойным сном. А через неделю наши лечебные сеансы прекратились.
Дядя Павел привел девицу с быстрыми зелеными гла-зами и неумело накрашенными яркой помадой губами в форме откровенного сердечка. Маленькая и смешливая, она казалась совершенной девчонкой, но изо всех сил ста-ралась выглядеть выше и взрослей, поэтому носила туфли на высоких каблуках и замысловатую прическу из собран-ных за ушами волос, веером спадавших завитыми концами на плечи. На затылке чудом держалась шляпка "минингит-ка". Модное креп-жоржетовое платье с алыми розами по небесно-голубому полю, с высоко поднятыми плечиками, шито было явно не по ней, и хотя она подогнала его под свой рост, висело на ней, как на вешалке.
После, мать, кипя от негодования и еле сдерживая слезы, говорила отцу: "Платье-то из Пашкиного чемодана. Вот дурак-то. Первая встречная облапошила. И уже спали вместе. Заметил, как его мужская гордость распирает?"
- Познакомьтесь, Варя, - дядя Павел явно любовался своим сокровищем.
Сокровище хихикнуло в кулак. Матери с бабушкой де-вушка сразу не понравилась. Мать с кислой миной пожала протянутую Варину руку, а бабушка, поджав губы, ушла на кухню. Вслед за ней вышла и мать. Отец радушно предло-жил Варваре сесть и, выглянув на кухню, попросил чаю. За чаем дядя Павел объявил, что они с Варей решили распи-саться. Варвара опять хихикнула, а бабушка тихонько заго-лосила. Мать закусила губы и молчала. Отец, по обыкнове-нию, забарабанил пальцами по столу, потом сказал:
- А вы не спешите? Так вот вдруг ... Я вот, Паша, к вам целый год ходил, пока с Шурой поженились.
- Да тогда другое время было, - возразил дядя Павел недовольно.- Да и чего тут знать еще нужно. Варя, вот она, вся налицо.
- Вы где познакомились-то? - спросил отец.
- Да на работе же, - засмеялась Варвара. - Мы работаем вместе.
- Варя связистка, - пояснил Павел. - И на фронте свя-зисткой была. Награды имеет.
- Так вы воевали? - удивился отец. - Сколько же вам лет?
- У женщин про возраст не спрашивают, - кокетничая, сказала Варвара и опять хихикнула.
- Да-да, конечно! - смутился отец и молчал до самого конца чаепития.
Когда дядя Павел с Варварой ушли, мать дала волю раздражению:
- Это ж надо! Ну, нашел. Это ж, каким дураком нужно быть! Кругом столько девок, только помани, любая пойдет. А он нашел. Да была б хоть баба приличная! А то ... глядеть не на что. Ни кожи, ни рожи, глупа, да еще фронтовая подруга. Бабушка молча плакала и только согласно кивала головой.
- Хоть бы ты поговорил с ним, - потребовала от отца мать. - Может, тебя послушает. Ведь вокруг пальца обвела, окрутила парня. Я понимаю, чем она его взяла. Он же бабы по-настоящему еще не видел. Ночь провел, так скорей же-ниться. Платье вон подарил.
- Так он меня и послушает. Поговорить-то я поговорю, только насильно ведь не запретишь, - неохотно согласился отец и, видно было, что ему неприятен этот разговор.
Вечером, когда все собрались за столом, отец спросил дядю Павла напрямик.
- Паша, ты что это насчет женитьбы, серьезно?
- А что? - вскинулся Павел. - Не нравится?
- Я не могу ничего сказать о ней плохого, - уклончиво начал отец, но мать его перебила и с возмущением стала выговаривать брату: