Эймери немедленно вскочил с кресла, в котором он валялся поперёк, закинув ноги на подлокотник, в обнимку с мечом, изучая зазубрину на острие клинка и делясь впечатлением о последнем спарринге с рыженькой воительницей.
Оба телохранителя встали чуть позади Нормана, вытянувшись в струнку.
В небольшом зале своих апартаментов принц проверял готовность всех служб к университетскому празднеству. Друзей он бы давно выгнал: они мешали мечтать о Синд. Но по той же причине и терпел: волей-неволей они заставляли его работать.
Двери в зал распахнулись. Высокий мужчина широким шагом, словно вообще не замечая, что перед ним была преграда, зашагал навстречу Норману и его друзьям. Позади него катился черноволосый канцлер, как всегда — опустив глаза, незаметный и сосредоточенный на делах — с неизменной папкой бумаг в руках.
— Сын!.. — начал было король — и внезапно остановился. Абсолютная, только чуть заметно постаревшая копия Нормана, он нахмурился, и телохранители принца мимолётно переглянулись: что не так?
— Папа, добрый день, — приветствовал его Норман, тоже заметивший заминку.
— Сыно-ок… — вполголоса сказал король, не сводя с него недоверчивого взгляда прищуренных глаз.
Канцлер на странные интонации короля высунулся из-за его спины посмотреть на наследника — и засиял, не в силах скрыть радостной улыбки. Перехвативший и его взгляд, Норман сдвинул брови. А друзья переглядывались уже в открытую: что происходит?!
Король, улыбаясь, сделал последние два шага к принцу, который продолжал недоумевать, и заключил его в медвежьи объятия.
— Сынок… Кажется… Да что там — кажется! Ты видел себя в зеркало? Норман! Сын мой! Я так рад за тебя!
Друзья-телохранители не выдержали и, забыв о субординации, чуть не бегом обошли принца заглянуть ему в лицо. Первым засмеялся Фернан. Занятые общими делами, привыкшие видеть Нормана каждый день и каждый час, они и в самом деле не заметили, что с его внешностью произошли, как выразились бы газетчики, существенные изменения: кожа на лице Нормана стала подтянутой, мешки под глазами исчезли, и принц стал наконец выглядеть на свои двадцать пять.
Появилось противоядие от проклятия, которое со старинных времён носили на себе короли Студенческого архипелага!
Несколько чувств одинаково сильно владели Синд. Сильней всего, конечно, разочарование: всё-таки хотелось устроить вместе с друзьями диверсию на пляж для вип-персон! И увидеть изумлённые глаза Нормана, его невольную улыбку восхищения: прорвались-таки!.. Утешила себя тем, что принцу сейчас не до купания в море: как один из университетского начальства, вынужденная вип-персона университета, он активно участвовал в подготовке торжественного мероприятия.
Ошарашенность: неужели мачеха искренна, и сейчас Синд получит бесплатное платье на бал? А может (она уже загорелась робкой надеждой), мачеха купит и не самые дорогие, но очень красивые и удобные туфельки?
Растерянность и тревога: что имела в виду мадам, говоря: «Знать бы заранее, я бы приехала не одна, а с твоим отцом!»?
Но вскоре, властно влекомая мачехой, стиснувшей ей ладонь своим сжатым локтем, девушка только и могла, что успевать переступать ногами. Мысли, спутанные, так и оставались не приведёнными в порядок.
Университетская лавка и правда дожидалась их, несмотря на некоторые сомнения Синд. На той же машине, на которой мачеха приехала из поместья, она довезла Синд до места и победно оглядела витрины. Лавкой на Архипелаге называли бесконечное, сверкающее призывными огнями помещение на цоколе корпуса магической защиты. Поскольку даже маги могут быть слабодушны перед богатством выставляемых товаров, то руководство университета сочло необходимым разместить множество магазинов, называемое среди студентов единым словом — просто «лавкой», под корпус, известный своими охранными системами. Здесь можно было гулять сутками: магазины перемежались различными кафетериями и прилавками с чаем или кофе, где можно посидеть, отдохнуть, а потом с новыми силами ринуться на осмотр будущих покупок.
Уж кто-кто, а мачеха, благодаря родным дочерям, прекрасно знала это место.
Ничуть не сомневаясь, она схватила падчерицу уже за руку и с воодушевлением потащила её вовнутрь.
— Как будет проходить ваше мероприятие? — деловито спросила она, втаскивая девушку в первый бутик с одеждой.
— Сначала посвящение в студенты, а потом сам бал, — пролепетала Синд, изумлённо разглядывая ряд теснящихся вешалок с одеждой, которые тут же начала резко двигать мачеха.
— Хм… — Мачеха прекратила рассматривать платья. — Это значит, что нужно не одно платье! — провозгласила она, с людоедской ухмылкой снова обратив свой ищущий взгляд на платья. — С балом я поняла. Но что там с посвящением? Что там было у моих коров — я уже подзабыла! Говори, что понадобится!
— Мадам, — робко окликнула её продавщица, вышедшая из-за ширм. — Я знаю, что обычно берут для посвящения в студенты. Могу предложить вот этот костюмчик и этот. Размеры есть все на ваш выбор!
— Прекрасно! — сказала мачеха и свалилась в кресло рядом со столом продавщицы. — Синд, бери из этого, что тебе нравится, — и марш в примерочную! И пошустрей! Нам ещё в парикмахерскую!
Девушки переглянулись и поспешили в примерочную.
И началось! Мачеха с удовольствием командовала парадом, в котором приходилось гонять молоденькую продавщицу и скептически разглядывать смущённую происходящим падчерицу.
Мадам знала, что, как дочери, так и она падка на пёстренькое, на яркое, поэтому схитрила: она дождалась, пока Синд не остановится в растерянности перед отобранными мачехой и ею самой костюмами, развешанными перед нею, и гаркнула:
— Я же сказала! Бери то, что нравится! — А когда девушка, испуганная окриком, схватила светло-зелёный костюм, добродушно и гордо высказалась: — Ну вот… Так и знала, что выберешь именно этот! Возьми ещё этот — розовенький! Будет тебе на смену! Хм… У меня прекрасный вкус!
— Это правда, мадам, — промямлила Синд, оглушённая невиданной щедростью и втихомолку надеясь: когда-нибудь мачехи не будет на Архипелаге — и она, Синд, сумеет обменять ядовито-розовый на костюм более спокойных тонов. — Я никогда не сомневалась в вашем вкусе!
Нагрузив падчерицу двумя сумками с костюмами, мачеха поволокла Синд к бутикам, где висели платья для торжественных случаев. Здесь женщина оторвалась на всю катушку! Она и сама с удовольствием примерила несколько платьев, после чего Синд с трудом отговорила её покупать для младшей дочери платье в расцветке бешеного весенне-цветочного вихря. Не забыли и бальные перчатки, тончайшие и нежнейшие.
— Ты пользуешься моей благосклонностью! — радостно сказала мачеха, умилённо разглядывая, как продавщица упаковывает пышное платье нежно-голубого цвета с блёстками, рассыпанными по подолу так, словно это капли росы. — Так пользуйся! Синд, деточка моя! Помни, как я тебя люблю! Как жаль, что я приехала поздно! Как жаль, что времени у нас с тобой мало, чтобы насладиться прогулкой по всем бутикам вашей лавки! Но ничего! Кое-что мы компенсируем тебе! Итак! Нас ждёт обувной! Вперёд, деточка!
… Мартина повертела в руках свёрток, переданный ей Эймери.
Светловолосый телохранитель принца попросил её передать этот свёрток Синд. Сам он спешил к своему подопечному.
— Мартина, меня просили это передать Синд, но я ничего не успеваю. Ты её лучшая подруга. Тебя пропустят в общежитие и в комнату Синд. Пожалуйста, оставь этот свёрток у неё. Больше я ни о чём не прошу. Меня загрузили делами с праздником по полной — голова кругом. — А когда рыженькая воительница забрала лёгкий свёрток из его рук, он благодарно сказал: — Спасибо, Мартина! Я так рад, что ты появилась в моей жизни.
— В качестве лазутчика? — воинственно спросила Мартина. И первой засмеялась, посылая Эймери воздушный поцелуй. Несмотря на серьёзный бой, рыженькая воительница проиграла. И теперь на балу за все сладости будет платить Эймери.
«Как будто по-другому и могло бы быть, — вздохнула Мартина, быстро шагая к общежитию Синд. — Эймери всё-таки не зря телохранитель самого принца!»