Первым делом девушка, прихрамывая, отошла к каменным перилам лестницы.
— Синд? Что случилось? — Первым к ней подбежал Норман. При виде туфельки со сломанным каблуком, которую она горестно показала ему, он улыбнулся и сказал: — Вот что бывает, когда сбегаешь от меня. Ну-ка… — И он, подхватив девушку под мышки, усадил её на каменные перила лестницы. — Эймери!
— Почему — Эймери?
— Мы тут заглянули в подарок, предназначенный для тебя, и обнаружили кое-что, что необходимо вручить тебе именно сейчас, — спокойно ответил принц.
Подбежавшие друзья хором выразили сожаление, а потом замолчали, когда Норман взял из рук друга свёрток и развернул его перед всеми. Синд снова ахнула, сжав руки: на ладонях Нормана лежали вышитые сияющим бело-голубым шёлком туфельки! Они так сверкали, что казалось — сделаны из прозрачного хрусталя!
— Позвольте вашу ножку, — улыбаясь, сказал Норман.
Синд, затаив дыхание, слегка приподняла пышные юбки платья. Он снял ещё одну туфельку с её ноги, а потом, придерживая ногу одной рукой, другой подставил «хрустальную». Стопа вошла в новенькую туфельку — одно к одному! Чей же это подарок, что обувь сшита точно по её, Синд, размерам?
— А от кого этот подарок? — едва дыша, спросила она.
Норман поднял голову и только улыбнулся, собираясь ответить…
… Как за его спиной раздался вредный, но торжествующий голос:
— А теперь, ваше высочество, как порядочный человек, вы просто обязаны жениться на моей падчерице!
Компания оглянулась. Пару секунд стояла относительно мёртвая тишина, пока молодёжь ошарашенно рассматривала высокую худощавую женщину в ярком платье. Та стояла в привычной для Синд позе — уперев кулаки в бока. И торжествующе улыбалась.
А потом они все расхохотались! Они хохотали до слёз, потому что эта женщина выглядела ведьмой, задумавшей чёрное дело, а получилось всё наоборот!
И Норман быстро надел на ножку Синд вторую туфельку и снова встал перед ней на одно колено:
— Синд, выйдешь ли ты за меня замуж?
Синд глубоко вздохнула: не надо ждать двух лет! Потом вздохнула ещё глубже и сообщила кое-что, что она хотела сказать ему весь вечер, но не решалась:
— Норман, сегодня мой день рождения! Спасибо тебе за подарок к нему! Я выйду за тебя замуж!
— А-а… — сказала мачеха, растерянно хмурясь.
— Девочка моя… — прошелестело за спинами компании и мачехи.
Все, очень удивлённые, оглянулись.
По последней лестнице, по которой так и не смогла убежать Синд, поднимались двое: высокая статная женщина, от которой даже здесь, в парке развлечений, где магия была под запретом, во всем стороны струилось сияние, вела за руку измождённого мужчину… Синд вскрикнула и спрыгнула с перил.
— Папа!
Фея, оставив мужчину, отошла в сторону, мягко кивнула Норману и пропала.
Эпилог
Всё дело в обуви и в спешке.
Мачеха наложила на каблук купленных для Синд туфель заклятие сломаться в полночь. Но мадам торопилась, боясь, как бы падчерица не заметила её колдовства, и он сломался прямо в комнате Синд, при первой же её попытке надеть туфельку. «Вот что бывает, когда торопишься из-за важнейшего события в жизни!» — горестно сказала тогда ледяная колдунья. Тогда же мачеха снова заколдовала его — на целостность до полуночи. А поскольку магичила над туфелькой на глазах свидетелей, без боязни, то сделала всё-таки добротное заклятие. Заколдовала она каблук до полуночи, потому что знала: молодости свойственно забывать о времени, особенно на общем празднике, среди друзей. Мачеха рассчитывала следить за парой. А когда та окажется в ситуации, со стороны выглядящей довольно интимно, и должны были прозвучать те самые пафосные слова: «А теперь вы, как порядочный человек!..»
Фея же заколдовала свой подарок для крестницы несколько иначе. Девушка должна была увидеть туфельки и коснуться их только тогда, когда окажется в полной безопасности. Только в этом случае крёстная могла провести отца Синд пространственными переходами и оставить рядом с крестницей. Ведь пряча его у себя, фея нарушала законы человеческого общества, что могло быть расценено (особенно с подачи мачехи) как похищение.
Теперь же вырванный из небытия мужчина тоже оказался в безопасности.
События этой ночи Синд вспоминала с восторгом и смятением.
Вызванные Эймери стражники увели мачеху, испуганную, пусть и храбрящуюся, хотя девушка ожидала от неё громкого скандала: обвинение-то в похищении души было пока голословным — то есть со слов самой Синд.
Одновременно была вызвана скорая помощь целителей из студенческой больницы. Как и стражники, целители примчались быстро: всё-таки праздник — все службы наготове, чтобы он прошёл спокойно и без эксцессов. Если вслед мачехе, уводимой стражей, посмотрели только с ужасом, то за целителями поспешили огромной толпой: Синд не желала оставлять отца, буквально вцепившись в него; принц не желал оставаться без Синд, а остальные… Всех взволновала история семьи Синд!
Мартина успела ей шепнуть:
— Вот теперь я поняла, почему ты так вела себя с сёстрами! Бедная моя подружка! Сколько же тебе пришлось перетерпеть! Держись! Ты сильная! И мы рядом!
Итак, отца Синд уложили на носилки — на ногах он держался с трудом. А уж когда целители узнали, с каким уникальным случаем им пришлось столкнуться: человек перенёс процесс экзорцизма и интро-экзорцизма! — внимание бедолаге оказали самое пристальное. Впрочем, думать об отце «бедолага» — забылось быстро. Уже очутившись в отдельной палате, видя дочь, присевшую рядом и обливающуюся слезами радости, он слабо сжал ей руку, после чего, узнав основные перипетии своего прошлого, твёрдо сказал срочно вызванному дознавателю:
— Требую семейного суда!
Шмыгающая от плача Синд и удивлённый Норман переглянулись: семейный суд — это разбор закрытого для посторонних дела, в котором последнее слово остаётся за потерпевшим, если он маг.
Дознаватель кивнул и попросил посторонних очистить палату от своего присутствия. Синд было, заикаясь от плача, пролепетала:
— Я не посторонняя, я…
— Доченька, у тебя тут праздник, — слабо сказал отец и улыбнулся. — Мне бы не хотелось, чтобы ты упустила хоть что-то из него. Я — рядом, доченька. — И вопросительно поднял глаза на молодого мужчину, стоявшего рядом с его дочерью.
— Норман, — представился принц, прищёлкнув каблуками. — Жених вашей Синд.
После знакомства (Норман умолчал о своём статусе) отец, слабый — слабый, но решительный, велел Синд идти на праздник и приходить тогда, когда целители разрешат!
— Ничего себе у тебя отец, — негромко сказал Норман, когда они вышли из палаты и никто их не мог услышать. — Пожёстче моего будет!.. Хм… Так и хочется рядом с ним тянуться, как на параде! Боевой маг.
На следующий день девушку ожидало потрясение. Ей сообщили, что отец просил её позвать. Синд немедленно прибежала в больницу и остолбенела: рядом с ним сидела мачеха! Синд с трудом узнала её в этой смиренно сжавшейся женщине с ошеломлёнными глазами, готовой бегать по первому слову её отца за всем, что ему понадобится. Выяснилось, что отец, придя в себя и узнав обстоятельства своей жизни и смерти, потребовал, чтобы женщину, называвшую его своим мужем, немедленно привели к нему. Он ещё плохо окреп мышечно после долгого лежания без движения, но сила его духа оказалась поразительной. Он закрыл личное пространство палаты на час разговора со своей второй женой, а потом заявил: если дочь возражать не будет, он бы не хотел начинать судебное дело против мачехи.
— Я не возражаю, — робко сказала Синд. Она сидела рядом с кроватью отца, держась за его руку и недоверчиво всматриваясь в его глаза. Но здесь, на Студенческом архипелаге, отца проверили досконально на предмет новых заклинательных ловушек на нём, и вряд ли мачеха сумела снова заколдовать его. — Вот только… Папа, ты можешь объяснить? Мне казалось…
Мачеха открыла рот — и Синд тревожно замерла. Но женщина снова взглянула на лежащего мужчину и сжалась. А он кивнул ей выйти, а потом спокойно сказал:
— Доченька, ты доверяешь мне?
— Да, папа.