Мы снова двинулись вперед. Шагах в двадцати пяти от дерева я установил треножник кино-аппарата. Эта работа отняла у меня несколько секунд; подняв, наконец, голову, я увидел сцену, которую буду помнить до конца жизни. Шаг за шагом Мазан с поднятыми копьями приближалась к дереву, вызывая льва и львицу на бой. Разъяренные звери рыли передними лапами землю и грозно храпели, рычали и ревели. Такого страшного рева я никогда еще не слыхивал.
Это было жуткое и волнующее зрелище, но я не мог оставаться зрителем. Наконец-то представился мне случай, о котором я давно мечтал! Теперь я должен был поймать в фокус аппарата этих двух взбешенных зверей, а затем спокойно вертеть рукоятку.
Но едва я приступил к работе, как львы изменили тактику. Один из Сомали подъехал к ним слишком близко, и львица в два прыжка очутилась подле него. Спасся он только благодаря своей быстрой лошади. Львица, вырвавшись из круга наступавших воинов, не вернулась к дереву; больше мы ее не видели.
Вскоре лев попытался сделать вылазку, но, кажется, сообразил, что не имеет смысла покидать убежище, окруженное густыми колючими кустами; сквозь эти кусты Мазаи пробирались с большим трудом. Он остался возле дерева и продолжал глухо рычать, желая, быть может, устрашить своих врагов. Что касается меня, то его цель была Достигнута, и у меня по спине бегали мурашки.
Должен сказать, что съемка связана была с серьезными затруднениями. Кусты, преграждавшие путь Мазаи, мешали и мне. Дело осложнялось также тем, что я должен был снимать зверя, который все время находился в движении. И Мазан не стояли на одном месте: то пытались они выманить льва, то выискивали удобное местечко, откуда можно было бросить в него копье. Как только представлялся мне случай получить удачный снимок, какой-нибудь воин, словно вынырнув из-под земли, становился между львом и моим аппаратом.
Так продолжалось в течение нескольких минут. Наконец лев решил, что положение становится слишком напряженным и пора приступить к действию. Он сделал прыжок; в воздухе мелькнула желто-бурая полоса. Не успели воины Мазаи метнуть копья, как лев вырвался из зарослей и побежал по направлению к высохшему руслу речонки, густо заросшему кустами. Пожалуй, это новое убежище было не хуже того, какое он только что покинул. Находилось оно шагах в восьмидесяти — от нас.
С ужасом я сообразил, что лев должен пробежать на расстоянии нескольких шагов от Килленджуя и Пип. Заметит ли он их? А если заметит, то какая участь их ждет?
Легко себе представить, как я испугался, когда увидел, что лев остановился шагах в двенадцати и посмотрел в их сторону.
Испугалась ли Пип? Нисколько! Моя храбрая собачка очень хотела принять участие в охоте, а когда лев подошел совсем близко, она окончательно потеряла голову и, не имея возможности сразиться со львом, куснула за ногу Килленджуя, который удерживал ее за ошейник.
Не знаю, какие мысли бродили в голове Пип; что же касается меня, то я вздохнул с облегчением, видя, что лев решил не связываться с собаками и бежать прямо к оврагу.
Минуту спустя Мазан убедились в том, что борьбу, продолжавшуюся около часа, нужно начать сначала. Не успели они выгнать льва из зарослей, как он скрылся в новом убежище. Вдобавок, мы все находились теперь на открытой поляне, а он был защищен кустами.
Стараясь выгнать льва из кустов, туземцы кричали и швыряли камни в овраг. Но лев притих и не рычал, а Мазаи не могли определить, где именно он прячется и откуда следует ждать вылазки. Все мы были обескуражены, — все, за исключением маленькой Пип, которая по-прежнему рвалась в бой. Она-то и навела меня на одну мысль.
Охотники на львов часто прибегают к помощи собак. Лай раздражает льва и заставляет выйти на открытое место, а охотники убивают зверя раньше, чем он успеет причинить вред собаке.
Когда все наши попытки выманить льва из зарослей потерпели неудачу, мне пришло в голову привлечь к делу Пип. Пожалуй, она могла Припять участие в охоте, не подвергаясь, в сущности, никакой опасности. Я был уверен, что у нее не хватит храбрости напасть на льва. Находясь на почтительном от него расстоянии, она будет яростно лаять, а когда лев выскочит из зарослей, — Мазаи убьют его своими копьями.
Как показали дальнейшие события, я ошибался, недооценивая храбрости Пип. Но в ту минуту я боялся только, как бы одно из летящих копий не попало в собаку. Мазаи меня успокоили, уверив, что промаха быть не может. Тогда я приказал Килленджую отвязать Пип, и туземец, потирая ногу, охотно повиновался.
Никто из нас не знал, где скрывается лев. Казалось нам невероятным, чтобы он попрежнему лежал в овраге, где протекала некогда речонка. Камни, летевшие в овраг, должны были его оттуда выгнать. Быть может, он приютился в густых кустах, окаймлявших высохшее русло. Воины выстроились по обе стороны русла и готовы были вступить в бой, как только Пип откроет нам местопребывание льва.