Я вымыл кровоточащее плечо в запруде, затолкал вырванные нити свитера обратно в дырку и отправился к своему дереву.
Что я сделал, когда увидел первого человека после себя
Уже на краю луга я почувствовал, что в лагере было что-то не так. Как я понял, что там человек, мне не очень ясно. Могу только сказать, что при жизни с птицами и животными движение человека отличается так же, как выстрел из пистолета с глушителем от пушечной канонады.
Я пополз к лагерю. Увидев человека, я остановился и затаился. На нем была форма лесничего. Я тут же подумал о том, что кто-то прислал его, чтобы меня забрать, и весь затрясся. Потом я понял, что мне необязательно встречаться с этим человеком лицом к лицу. Я был абсолютно спокоен и мог расположиться где угодно. Просто уже привык к своему дереву.
Я обошел луг и спустился в ущелье. По пути я проверил ловушку. Это была западня в виде четверки под большим камнем. Камень лежал на земле. Попался кролик.
Я выбрал удобное место на краю ущелья, откуда мог время от времени наблюдать за своим деревом. Там я разделал кролика и накормил Внушающую Страх самыми лакомыми с точки зрения птенца сокола кусочками: печенью, сердцем, мозгами. Она заглатывала еду большими кусками. Когда я смотрел, как она ест, то чувствовал удовлетворение. Трудно описать ощущения, которые я испытывал в тот момент. Казалось замечательным видеть бьющуюся жизнь в этом маленьком пучке перьев, бессвязных звуков, молочных глаз — такую же жизнь, как и во мне. Насытившись, птица уснула. Я наблюдал, как ее веки закрываются снизу вверх, и смотрел на ее перья на макушке. Ее пушистое тело раскачивалось, хвост распушился, и маленький болотный лунь облегченно вздохнул, когда засыпая, опустился на листья.
У меня было полно времени. Я собрался подождать, когда человек уйдет. Поэтому я смотрел на птицу, рассматривал ее перья, длинные ресницы на веках, грубую щетинку у основания клюва. Летели счастливые часы.
Внушающая Страх просыпалась, я кормил ее, она вновь засыпала. Я смотрел на то, как от дыхания едва колышется ее тело. Я дышал так же, как она, но не так часто. Ее сердце билось быстрее моего. Ее тело было создано для стремительной жизни.
Наконец, я понял, что голоден. Я поднялся посмотреть, ушел ли человек. Он зевал на ходу.
В лучах солнца я смог хорошенько его рассмотреть. Он был из пожарной охраны. Конечно, дождя не было уже три недели, и пожарные самолеты кружили над горами и долинами, патрулируя местность. Очевидно, они заметили дым от моего костра и прислали сюда этого человека с проверкой. Я вспомнил голую утоптанную землю около дерева, очаг из камней, полным золы, щепки, оставшиеся от кровати, и с тех пор решил содержать лагерь в чистоте.
Я приготовил суп из кролика в банке, которую нашел на дне ущелья, приправив его чесноком и корнями ариземы.
У ариземы три больших листа на стебле, ее легко узнать по загнутой полосатой крышечке над каждым.
Корни ариземы, или клубнелуковицы, на вкус как картофель. Это растение нельзя есть сырым.
Я развел костер из сухих веточек прямо у самой воды. Именно в этот вечер мне не нужно было много дыма.
После ужина я сделал навес из веток и лег рядом с Внушающей Страх. Очевидно, что чем больше гладить и заботиться о соколе, тем легче его приручить.
У меня было много задумок колпачков и опутинок, так называется снаряжение сокола, поэтому вскоре я забыл о человеке.
Я лежал на ветках, слушал лесных тираннов, говорящих друг другу «спокойной ночи», пока не заснул.
Я учусь приправлять пищу
Пожарный ночью развел костер. На рассвете он спал рядом с едва горящими углями. Я прокрался обратно в ущелье, покормил Внушающую Страх остатками кролика и побежал на окраину луга, чтобы проверить ловушку, поставленную позавчера. Я сделал ее, привязав к полому бревну маленькие палочки. Эта ловушка была лучше остальных. В нее попалось несметное количество кроликов, несколько белок и сурок.
Подойдя к ней, я увидел, что она закрыта. Вид закрытой ловушки волнует меня и по сей день.
Я все еще не могу поверить, что животные не понимают, почему такая вкусная еда лежит в таком неподходящем месте. Этим утром я оттащил ловушку в лес, чтобы открыть ее. Пойманный зверек был легким. Я не мог понять, кто попался. Зверек был беспокоен, он кидался из одного угла ловушки в другой. Я заглянул в силок, чтобы понять, где он, и схватить за шкирку не боясь быть укушенным. У меня не всегда это получалось, и в качестве доказательства остались шрамы.
Я заглянул в трещину. Зверек завозился. Внутри блестели два ярких глаза, и в дыре не шире стручка фасоли показалась ласка. Она прыгнула на меня, вскочила на плечо, задала мне такую трепку, которую я никогда не забуду, и скрылась в скудных зарослях триллиума и листьев волчьей стопы.