Глава десятая
Кризис в Лхасе
Первого марта 1959 года я был в Чжокханге, главном храме Лхасы, на праздновании Монлама. Именно во время этого празднования я сдавал последние экзамены на докторскую степень по философии. Конечно, несмотря на все политические неурядицы, мое религиозное образование продолжалось. В этом все еще состоял мой самый большой интерес. Все мои личные устремления состояли в том, чтобы мирно продолжить религиозные занятия, если бы это было возможным. Экзамен в форме диспута перед обширной аудиторией монахов и лам, который я уже описывал, был для меня чрезвычайно важным событием, как и для всего Тибета, и в этот момент я был полностью занят религиозными вопросами.
В самый разгар всех церемоний и приготовлений к моему окончательному экзамену мне сообщили, что меня хотят видеть два китайских офицера. Их привели ко мне. Это были два младших офицера, посланных, как они сказали, генералом Тан Куан-сэном. Они хотели, чтобы я сообщил генералу дату, когда смогу посетить театральное представление, которое они решили поставить в китайском военном лагере. Я уже слышал об этом плане и пообещал приехать, но я действительно не мог в данный момент сконцентрироваться на чем-то еще и ответил офицерам,что назначу дату, как только закончится церемония, продолжающаяся в течение 10 дней. Они этим не были удовлетворены, и продолжали настаивать, чтобы я тут же назначил дату. Я повторил, что смогу назначить дату, только когда закончится церемония. В конце концов они согласились передать генералу этот ответ.
Этот визит был забавен, любопытен. Обычно, если генерал не приходил ко мне сам, послания от него доставлялись через кого-то из моих официальных лиц. Приглашения на общественные мероприятия обычно шли через донъер ченмо Пхалу, моего старшего церемониймейстера, или чикьяп кхенпо, главного настоятеля и моего представителя в Кашаге. Поэтому необычная процедура посылания младших офицеров для того, чтобы лично встретиться со мной, причем посылание их в храм, немедленно вызвала подозрения у всех, кто об этом слышал.
Помимо недовольства, которое это по понятным причинам вызвало у моих чиновников, все опять ощутили, что генерал вновь пытается принизить Далай-ламу в глазах его народа. При китайском режиме я болезненно ощущал, что даже не имел возможности отказаться от приглашения на публичное предприятие, если оно меня не устраивало, не вызвав неудовольствия китайцев, которое могло привести к неприятным последствиям.
Их назойливая настойчивость в таком случае всегда находила выход в каком-то другом направлении, и поэтому мы думали, что мудрее в интересах страны подвергнуться небольшим унижениям в тишине, чем рисковать дальнейшим ухудшением генеральной политики китайцев, направленной на подчинение меня и моего правительства.
Об этом странном приглашении ничего больше не было слышно, пока 5 марта я не выехал из храма в Норбулинку. Мой переезд в Норбулинку всегда был большим событием, и в прошлые годы китайцы принимали в нем участие. Но в этом году все заметили, что никто из китайцев не присутствовал. Двумя днями позже, 7 марта, я получил новое послание от генерала. Его переводчик, которого звали Ли, позвонил по телефону главному настоятелю и спросил о точной дате, когда я мог бы посетить спектакль в китайском лагере. Настоятель проконсультировался со мной и по моему предложению сказал Ли, что было бы удобно это сделать 10 марта. Приготовления, которые должны были быть сделаны для моего визита, не обсуждались вплоть до 9 марта. За день до того, как это было намечено, в 8 утра в дом начальника моей личной охраны, которого звали Кусунг Депон, прибыли два китайских офицера и сообщили ему, что они были посланы, чтобы отвезти его в китайскую ставку к бригадиру Фу, носившему титул военного советника. Кусунг Депон еще не завтракал и ответил им, что он придет в десять часов. Они ушли, но вернулись через час сказать ему, что он должен прибыть немедленно, так как бригадир ждет его срочно. Позже этим утром Кусунг Депон вернулся назад в Норбулинку в состоянии отчаяния. Он переговорил с моим главным настоятелем и старшим церемониймейстером, и они привели его ко мне, чтобы он мне лично рассказал о том, что произошло.
"Бригадир выглядел сердитым, - сказал он мне, - когда я прибыл в его офис". "Далай-лама прибывает сюда, - сказал он резко, - для того, чтобы посмотреть спектакль. Нужно обсудить кое-какие вещи, поэтому я послал за вами". "Была ли назначена дата?", - спросил Кусунг Депон. "А вы и не знаете!? - воскликнул бригадир. - Далай-лама принял приглашение генерала и прибывает сюда десятого. Я хотел бы, чтобы вы уяснили себе: здесь не будет никаких церемоний, которые у вас обычно проводятся, никто из ваших вооруженных лиц не должен прибыть с ним, как это бывает, когда он прибывает в Подготовительный комитет. Ни один тибетский солдат не должен пересечь каменный мост. Если вы настаиваете, мы допустим одного-двух телохранителей, но совершенно определенно, что никто из них не должен быть вооружен".