Девушка кивнула.
— Как Леня? Мне о его состоянии рассказывает мой адвокат, но очень немного. Господин Руденецкий, наверное, с вами иногда общается? Да?
— С Леней, честно говоря, все не очень хорошо! Ключица и даже голова — куда ни шло, но при ударе пострадал позвоночник, в том числе шейный отдел. Он уже немного говорит, но ему очень больно, и он стесняется такой своей речи. И ходить нормально не может… и сможет ли когда-нибудь двигаться без костылей, я не знаю. Никто не знает!
Кровь прилила к моей голове, и я, размазывая по лицу не просохшие еще слезы, не сказала, нет, выкрикнула:
— Он будет ходить! Я подниму его! Мне ничего от него не нужно! Я ни на что — слышите? — ни на что не претендую! Но я должна поднять его на ноги, и я сделаю это! И никакая долбаная тюрьма меня не удержит!
Ольга взяла меня за руку, и я вздрогнула от ее прикосновения. Она пыталась успокоить меня, но мое тело сотрясал озноб. Я отдернула руку, и она не поняла, в чем дело. А мне было просто мерзко от самой себя! Как я ненавижу липкое и безнадежное ощущение стыда! Знаю, знаю — я предала ее брата! Поверила не ему и не своему сердцу, как это ни пошло звучит! Я поверила сволочам из этого блядского советского судилища и долбоебу-менту из районного отделения! Господи! Я же такая хорошая внутри, такая сильная, умная и добрая! Почему же, почему я все время оказываюсь в этой жизни тупой шлюхой?!
Не знаю, поняла ли Ольга, что творится внутри меня, но во взгляде ее появилась явная опасливость.
— Не обращайте внимания на мою реакцию, пожалуйста! — я попыталась улыбнуться. — Слава богу, вы не очень представляете, как чувствуют себя на моем месте!
— Да, да, конечно! Извините меня, прошу вас, я действительно совсем забыла, где мы находимся и что вы пережили…
— Вы про тюрьму? — я нервно засмеялась. — Да хрен с ней, с тюрьмой, хрен с этим ублюдком, мозги которого я размазала по асфальту!
При этих словах Ольга снова вздрогнула.
— Я только про Леню! — продолжала я. — Поверьте, ваш брат единственный человек, которого я в жизни любила, простите, люблю!
Произнеся эту тираду, я поняла, что сделала это зря, и догадалась, к чему мы сейчас придем.
— Позволите неделикатный вопрос?
Так и есть! Но что делать? Вопрос последовал:
— А зачем же вы спали с другим?.. Или с другими…
Как бы далеко я послала с таким вопросом любого! Любого… кроме этой девочки! Но от прямого ответа я все равно ушла. Впрочем, прямого ответа не было и у меня самой.
— У вас есть любимый человек? — ответила я вопросом на вопрос.
На меня спокойно смотрели большие карие глаза.
— Нет. Нет, мне нравились, конечно… некоторые… очень нравились! Но это не была, наверное, любовь. Во всяком случае, я ни с кем не готова связать свою жизнь!
— Но с кем-то из них вы все-таки спали?
Она отрицательно покачала головой.
— Нет, ни с кем.
Я обалдела.
— Сколько же вам лет?
— Двадцать один. А какое это имеет значение?
— Извините, но целок в таком возрасте не бывает!
При слове «целка» ее передернуло, и я вновь пожалела, что не придержала язык за зубами.
— Я не хочу ломать свою жизнь и жизнь любимого человека! — ответила Ольга весьма твердо. — У мужчины всегда будет тяжелый осадок на душе, если его жена отдавалась другому!
— Но это же старомодная чушь! — возмутилась я. — Есть сколько угодно исключений!
Не прекращая смотреть мне прямо в глаза, она грустно усмехнулась:
— Я профессиональный психолог, обучаюсь на второй ступени именно по этой теме. А потому скажу вам правду — исключений нет!
Она говорила очень тихо, но каждое слово отпечатывалось в моем несчастном воспаленном мозгу. Я почему-то не могла не верить этой девушке. Меня вновь охватила тоска — никогда уже я не буду достойной ее брата!
— А если у мужчины кто-то был до… ну, в общем, до его главной женщины — это тоже крест на всей жизни?
— Нет, — она улыбнулась почти безмятежно. — Это не так!
— Но где же тут равенство?! — воскликнула я.
Ольга ответила сразу, так же тихо и так же твердо, с полной уверенностью в своей правоте:
— А равенства тут нет! Равенства в этом вопросе никогда не было и никогда, поверьте, никогда не будет!
Я все же пыталась сопротивляться и применила не совсем честный прием:
— Оля! Вам сейчас двадцать один год. А что будет, если вам уже никогда не встретится мужчина всей вашей жизни? Вы так и не расстанетесь со своей драгоценной невинностью? Останетесь без семьи, без детей?
Ольга не пришла в бешенство или хотя бы в раздражение, как можно было ожидать. Вместо этого она опять мягко и осторожно взяла мою руку в свою теплую ладонь.