— Предложил ему ответы списать, а он наехал.
— Ну, понятно, — засмеялся Лёха. — Больше так не делай. Это всё равно, что зашившемуся алкашу рюмку водки протягивать.
— В каком смысле?
Криворотов закатил глаза как Роберт Дауни на меме:
— Учится он, понимаешь? Не обращай внимания. Второй год заскок. Тифон во всем такой. Если чего в голову вбил, сдохнет, но сделает.
Я решил, что раз Лёха сам подошел, то расскажу ему, хуже не будет.
— Помнишь, когда мы ездили с ним мой телефон искать? Те парни отдали мне вместо моего Самсунга — Нокию.
Но Лёха совершенно не слушал, а смотрел в конец коридора на группку девчонок. Потом немного рассеянно сказал «ну, понятно» и ушел к ним болтать.
Вчера вечером мне казалось, что как только Тифон узнает про эту историю, то сразу оценит её важность. И тогда у меня появится шанс пообщаться с ними. Дома в кровати этот план представлялся идеальным. На деле же не прокатил.
В первую минуту после звонка Наталья Сергеевна велела всем повторять параграф и куда-то свалила.
— Ты чего такой мрачный? — тут же полезла Попова.
Своим чрезмерным вниманием и разговорами она доставала меня каждый урок.
— Ничего. Не выспался, — я всё ещё немного обижался на Трифонова.
— Просто если и дальше с таким лицом ходить будешь, то к тебе никто не подойдет. Все девчонки тебя обсуждают. Говорят, ты симпатичный, но потерянный какой-то, — без стеснения выложила Попова. — Грустишь, что сюда переехал?
— Ничего я не грущу.
— Нет, грустишь, — она чуть ли не лежала на моей стороне парты и с любопытством заглядывала в лицо. — Такие вещи сразу видны. Да, Зой?
Услышав своё имя, Зоя вскинулась и оторвалась от телефона.
— Что?
— Я говорю: Никита симпатичный. Да?
Зоя развернулась в мою сторону и внимательно, на полном серьёзе, посмотрела. Кровь резко прилила к лицу, стало жарко, и я готов был лезть под парту.
— Да, — с лёгкостью подтвердила она. — Наконец-то у нас кроме Криворотова симпатичный парень появился.
Мое сердце подпрыгнуло. Чуть не задохнулся от радости. Значит, я ей тоже понравился.
Криворотов, сидевший на следующей парте за Зоей, одобрительно, но чересчур усердно стал гладить её по голове, и она, фыркнув что-то вроде: «Сто раз просила так не делать», принялась выкручивать ему пальцы.
— Слышь, — сзади подергали за рубашку. — У тебя девушка-то есть?
Я обернулся. Емельянова — синеволосая девчонка с бритым виском с одной стороны и длинной чёлкой с другой. В левой брови пирсинг. Подружка Поповой.
— Нет.
Я опасался, что вот-вот начнется рофл и глум. Подобные разговоры никогда ни к чему хорошему не приводят.
— Ничего, подберем. Тебе какие нравятся? Блондинки или брюнетки?
Она хитро подмигнула Поповой.
— Синие, Емельянова, ему нравятся, не сомневайся, — подал голос Тифон. — На синих парни всегда в первую очередь западают.
— Ты что ли западаешь? — тут же огрызнулась Емельянова.
— Для меня вы все на один цвет.
— А ведь и правда, — на весь класс воскликнула Емельянова, будто открытие сделала.
— Слушай, Никита, ты-то хоть девчонками интересуешься? Или мы для тебя тоже на один цвет?
— Но если даже так, — с лёту подхватила шутку Попова. — С Трифоновым дела не имей. Он, хоть и секси, но психический и злой.
— Твоя глупость, Попова, лишний раз подтверждает мою правоту, — Тифон спокойно и снисходительно улыбнулся.
После этих его слов, они обе, как с цепи сорвались и на весь класс загалдели, перебивая друг друга.
— Эй, Трифонов, когда же камминг-аут?
— Может, в одиннадцатом, наконец, порадуешь?
— Да, ладно, чего стесняешься, весь мир уже так живет.
— Боится, что его друзья-гопники узнают.
— Да все самые брутальные мужики — геи. Стетхем, Люк Эванс, парень из «Побега», даже Гендальф. Ты, Трифонов, в этом списке будешь отлично смотреться.
Они так расшумелись, что все, включая Дятла развесили уши.
Тогда Тифон насмешливо и громко сказал Лёхе:
— Ну, что за несправедливость? Почему бабам нельзя вломить, чтобы они хоть немного базар фильтровали?
— А если ты ещё будешь угрожать, — вредным голосом заявила Емельянова. — То я скажу директрисе, что ты нифига не толерантный.
— И тебя из школы выгонят, — добавила Попова.
— И тогда Ярову проспоришь.
Они специально по-всякому задирали его, зная, что сделать им он ничего не может. Лёха тоже это понимал, поэтому не влезал, просто сидел и молча угорал, похлопывая Тифона по плечу, чтобы тот не нервничал.
Класс оживился. Отовсюду посыпались шутки и смешки.
Вдруг, спокойно сидевший перед нами Яров внезапно поднялся и вышел в проход между партами.
— Вам сказали читать, вот и читайте, а кто ещё рот откроет, вылетит за дверь, Ясно?
У него был уверенный, ровный голос и красивое, но слишком серьёзное лицо. Народ сразу послушно притух.
Одна только Емельянова, непокорно, но негромко тявкнула:
— Ой, как страшно.
— А ты, — Яров резко развернулся к ней, — вылетишь первая, потому что я, в отличие от некоторых, толерантен и гендерных различий не делаю.
Емельянова злобно зыркнула, но промолчала, угроза подействовала. Только стоило ему вернуться на своё место, как она снова намеренно громко зашептала Поповой:
— Меня глючит или сейчас Яров за Трифонова заступился?
В ответ Попова только передернула плечами. После наезда Ярова ей продолжать не хотелось, да и во всем классе повисла какая-то неприятная, выжидающая тишина.
Я посмотрел на Тифона. Он сидел вроде бы глядя в учебник, но желваки играли, румянец разгорелся больше обычного, взгляд уперся в одну точку. Мощная волна негативного напряжения, окатила всех.
Лёха с непривычно серьёзным лицом толкнул Трифонова под локоть. Но тот резко отдернул руку.
По соседнему ряду снова пополз шепоток. Глупая шутка грозила вот-вот перерасти в какой-то серьёзный конфликт.
— Мне рыжие нравятся, — неожиданно сам для себя сказал я. — Как Трисс Меригольд и Эми Адамс.
— Какой шаблон, — моментально откликнулась Емельянова. — Сразу ясно, что с фантазией у тебя слабо.
— А вы знаете, что? — спешно продолжил я. — Говорят, что в будущем, приблизительно лет через сто, рыжеволосые люди совсем исчезнут.
— О, Миронова, через сто лет ты исчезнешь, — подал голос прыщавый парень, сидевший рядом с Емельяновой.
— Через сто лет мы все исчезнем, — сказал я.
— Ну, потомки там какие-нибудь, дети. Выходит у Мироновой дети рыжими не будут уже.
— Дурень, они по-любому не будут у неё рыжими, — Попова снова оживилась. — Они же с Нинкой крашеные.
— Оль, — Зоя посмотрела на неё осуждающе. — Кончайте выпендриваться уже.
— В будущем люди вообще все одинаковые будут, — сказал кто-то из третьего ряда. — С маленькой головой, длинными руками и темнокожие.
— О, походу Малыгин человек будущего, — подхватили другие там же сзади.
Этот Малыгин возмутился, и они все наперебой начали обсуждать его.
И тут Трифонов встал. Тишина воцарилась мгновенно, точно по мановению волшебной палочки. Но он просто достал из рюкзака сигареты и вышел из класса. Лёха вскочил, хотел побежать за ним, но в дверях столкнулся с Натальей Сергеевной:
— А ты куда? Подожди. Сейчас Трифонов придет и сходишь. А то знаю я ваши перекуры.
— Да я не курить, честно, — попытался отмазаться Лёха, но она всё равно заставила его вернуться на место и начала объяснять новую тему.
Минут через семь Трифонов вернулся. Уже улыбающийся и расслабленный. От него повеяло свежестью и туманом. Но Наталья Сергеевна ничего не сказала.
Докапываться же Попова не прекратила. Много болтала и бесконечно кокетничала. Они с Емельяновой, похоже, решили принять меня в свою компанию. Но от таких я всегда шарахался, как от огня. У мамы подруга была — тётя Надя. Очень активная, ничего не стесняющаяся, наглая и язык без костей. Все её стервой называли. Прямо в глаза. Прозвище такое у неё было, которым она страшно гордилась. «А Стерва приедет?», «Мне Стерва звонила», «Стерва сказала»… Когда я был маленький думал, что это фамилия. А теперь понял, что — состояние души.