— Ну спасибо, — ответила я, — и без ваших желаний с трех лет только мужчинами интересуюсь. Правда, сама не знаю зачем.
Верзилы хором заржали, а партнер озабоченно посмотрел на часы и спросил:
— Так мы работаем? Времени у меня в обрез, через час должен быть в главной студии.
Человечек захлопал в ладоши:
— Все! Все! Работаем! Работаем! Посторонние из помещения вон!
Верзилы послушно вышли из комнаты, я попыталась увязаться за ними, но партнер мне путь преградил. Дверь захлопнулась; я растерялась:
— И что прикажете делать?
Человечек направился к видеокамере.
— Вам ничего делать не надо, просто стойте, — сказал он и обратился к партнеру: — Арнольд, начинай, дорогой, потихоньку.
Арнольд искусственным движением сбросил майку и неистово прикусил губу. Страстно закатывая глаза, он медленно пошел на меня.
— Стоп! Стоп-стоп-стоп! — завопил человечек и пришел в отчаяние: — Не-ет, я так не могу! Почему эта баба стоит?
Баба?! Я рассвирепела:
— А что я должна, по-вашему, делать? Вы сами мне велели стоять!
— Но не с таким же дурацким видом. Кто во время любви так таращит глаза?
— Еще и не так таращат, — поделилась я жизненным наблюдением.
— Может быть, но мне все это противно. Натурализма терпеть не могу. Я весь в искусстве.
— И что прикажете делать?
Человечек топнул маленькой ножкой:
— Не знаю, что угодно, но только не то, что вы делаете, и не по-дурацки.
— Прикрой глаза, — нервно поглядывая на часы, посоветовал мне Арнольд.
Я плюнула и прикрыла. Естественно, сразу лишилась возможности наблюдать за партнером. А в комнате, между тем, интересное нечто происходило. Нечто такое, что нравилось человечку. Он радостно приговаривал:
— Хорошо, хорошо, дорогой, ты гений, Арнольд, ты гений не только в постели.
Любопытство одолело меня, я открыла глаза и разочаровалась. Арнольд в спортивных трусах стоял на стуле и каким-то странным образом лениво витал надо мной. Вдруг он состроил дикую рожу, издав рев молодого быка, вступившего в первый брачный сезон. Я обалдела и, как последняя идиотка, открыла рот.
— Оч-чень хорошо, — сказал человечек. — Вы весьма эротично на него посмотрели. Ну все. Думаю, хватит. Одевайтесь. Впрочем, что это я? Вы же не раздевались.
— Вот именно, сами не дали раздеться, — с обидой напомнила я. — Между прочим, сглупили. Но, что о том, все в прошлом, как и моя фигура.
Человечек колдовал над камерой и не обращал на меня внимания.
— Съемка закончена? — уточнила я.
Он безразлично кивнул.
— И что я должна теперь делать?
Человечек пожал плечами:
— Что хотите. Вы мне не нужны.
— Вы мне тем более, — буркнула я.
— Значит мы оба свободны, — благодушно пропищал человечек.
Я обрадовалась:
— Значит можно идти?
— Конечно идите.
— А куда?
— Я вас провожу, — сказал Арнольд, неожиданно переходя на “вы”.
Он взглянул на часы и, торопливо натягивая майку, порадовался:
— Прекрасно, еще успеваю в главную студию. Поспешите за мной.
Не будь дурой, я поспешила. Вышли мы не через ту дверь, в которую вошли с бандой верзил, а через другую. Попали в пустую комнату, судя по всему, играющую роль прихожей. Арнольд полез в шкаф, достал теплую куртку, штаны, натянул это все на себя и удивленно воззрился:
— На кого вы похожи!
Я оглядела себя, несуразно облепленную рабочей Фросиной блузой, и рассердилась:
— В чем дело? Что вас не устраивает во мне?
— Где ваше пальто? — с ядовитой усмешкой поинтересовался Арнольд.
— Дома, — ответила я и задумчиво уточнила: — У подруги. Меня привезли на машине.
Арнольд опять усмехнулся:
— Ясно. После того, что вы вытворяли, вряд ли вас повезут обратно.
— Того же мнения, — впервые согласилась с ним я.
Он растроганно вздохнул и промямлил:
— Ну что ж, пойдемте, раз навязались на мою бедную голову.
Голова его и в самом деле была небогата по части волос, о чем я сразу ему сообщила. Арнольд грустно взглянул на меня и признался:
— Как вы мне надоели.
— Сорок лет прекрасно жила без вас, — с гордостью сообщила я, утаив год-другой.
— Так много? — поразился Арнольд. — Я думал, вам не больше двадцати девяти.
Я обиделась:
— Что ж тогда антиквариатом меня обзывали?
— В нашем деле двадцать девять — возраст запенсионный, — пояснил Арнольд, забегая вперед и галантно распахивая передо мной дверь.
Мы вышли из дома, и я сразу поняла, почему он ядовито усмехался отсутствию моей верхней одежды: на улице был собачий холод, а мы явно находились далеко от Фроси, где-то за городом.
— Что же мне делать? — спросила я, сжимаясь под порывами ледяного ветра и совсем не надеясь на свой французский костюм и рабочую блузу Фроси.
— Я на автомобиле, — сжалился он. — Если хотите, могу подвезти.
— Он еще спрашивает! Конечно хочу! — обрадовалась я.
Арнольд на своем авто (рухляди такой не видала!) довез меня до дома Фроси и умчался, я же, ругаясь на чем свет стоит, потопала к квартире подруги. В голове рой мыслей. Что это было? Кто похитил меня? С какой целью снимали порно? Почему отпустили?
А ну как творчество лысого человечка увидит кто-нибудь из читателей!
Из моих читателей!
Нет, внешне Арнольд вовсе не плох, лишь из вредности его я ругала — но волновало меня на тот момент нечто другое. Представить страшно: всеми уважаемая писательница, певец нравственности — Софья Мархалева и где? В грязной порнухе! Стыд и срам!
Вспомнив про своих строгих читателей, я по-настоящему пришла в ужас — даже про мужа забыла. Впрочем, мой Роберт живет в науке — за формулами своими он может и не заметить, что это именно я голой скачу на экране. Если он вообще еще помнит какая я голая, если еще не забыл, что я, Софья Адамовна Мархалева, его родная жена.
Нет, с Робертом все очень просто — гораздо сложней с читателем: вот кто все подмечает и уж точно помнит мое лицо. Конечно, читатель-то видит меня почаще чем муж — муж телевизор не смотрит и не слушает радио, а я загрузила собою почти все каналы и весь эфир. Как говорится, из утюга лишь не выскакиваю.
“Какой кошмар, — страдала я. — Какая беда! Все пущено на самотек! Черт знает кому эти верзилы теперь лицо мое предоставят…
Доверия и к лысому человечку нет у меня. Один бог знает какую он подберет мне фигуру. А ну как приделает торс Шварцнегера?
Гомик есть гомик, ясно какой его вкус. Да и все эти порно звезды зачастую так бывают уродливы, будто взялись бороться с пороком: если кому чего и хотелось, так, взглянув на звезду, расхочет грешить в тот же миг.
Ай-яй-яй, как все плохо!”
Признаться, я не на шутку загоревала. Больше всего удручало то, что не могу самолично выбрать себе дублершу. Так, вся в печали, к подруге своей и ввалилась.
Фрося была уже дома. Увидев меня, чертовка обрадовалась и бросилась целоваться.
— Сонечка, милая, — твердила она, — как хорошо, что ты вернулась! Как же я волновалась!
Должна сказать, что я не только переживала из-за фигуры дублерши, но и другими полезными делами была занята, пока добиралась до города из вертепа. К примеру, анализировала происходящее.
В результате, пришла к выводу, что схватить собирались Фросю, а не меня. Ведь верзила ясно сказал: “Это тебе не картинки, бля, малевать, здесь настоящий нужен талант”. Следовательно, бандиты приняли меня за художницу. Да и блуза рабочая была на мне, и стояла я у картины, и схватили меня прямо в доме у Фроси…
Волосы зашевелились на голове и мороз продрал кожу, когда я отчетливо поняла, что через эту ужаснейшую процедуру должна была пройти моя Фрося, чистая, юная. Ладно я, бывалая баба, как говорится, обремененная дурью и опытом. Меня трудно обидеть — если надо, кого хотите сама изнасилую, что не раз и случалось, в переносном, конечно, смысле.
Да, что там греха-то таить, и в прямом смысле бывало…
Но это все я, а вот Фрося…
Я самовольно решила: “Нет, Фрося для порно не создана!”
Давая себе страшные клятвы молчать о таинственном происшествии, как бы ни хотелось разболтать все прямо с порога, я ввалилась в квартиру подруги.
Да-да, я пошла на жертву такую — решила молчать, что для русской нормальной бабы смерти подобно, и каково же было мое удивление, когда Фрося заговорила сама о моем происшествии.