И магом Кирилл себя не ощущал. Он не мог творить чудеса, от него не дёргалась жареная говядина и не перегорали лампочки, а душная благость вокруг происходила помимо его воли и желания. Вдобавок он втайне завидовал отваге Сэдрика.
Страшнее всего, впрочем, было не сделать шаг в чужой мир через ад, а навсегда бросить приёмных родителей. Огорчить их, заставить страдать.
Оставить без… талисмана.
А они уже привыкли жить в круге благости и удачи. И чем серьёзнее Кирилл задумывался об этом, тем очевиднее ему было, как холодно и пусто станет маме и отцу, когда он уйдёт. Ведь рухнет незримая стена — как бы не обрушились дожди, снега и ветра возможных бед…
— Ты обещал всё показать, — напомнил Сэдрик, и Кирилл, кивнув, позвонил дяде Вите, шофёру из папиной фирмы.
Врать Кирилл не любил и не особо умел. Но в данном конкретном случае пришлось, потому что рассказать дяде Вите правду было никак нельзя. И Кирилл сплёл историю о приятеле из Испании, который приехал в Россию на праздники. Дядя Витя хмыкал, гмыкал, но согласился покатать Кирилла с приятелем-испанцем по городу — он, как и все, был в круге благости и не мог отказать.
Испания же была выбрана для камуфляжа по двум причинам: Кирилл был уверен, что дядя Витя не знает испанского языка, а язык родины Кирилла и Сэдрика чуть напоминал испанский или французский, если не вслушиваться.
— Не называй меня государем, ладно? — сказал Кирилл, прикидывая, какая из его курток будет болтаться на Сэдрике меньше прочих. — Пока — и неизвестно, насколько — я король чисто номинально. Не называй, в общем. И Эральдом не называй. Зови Кириллом — мне привычнее, да и внимание будет меньше привлекать.
— Король — всегда король, как его ни назови, — констатировал Сэдрик и вжался лицом в подкладку куртки. — Ты мне правда её даришь? Ох…
— Что-то не так?
— Нет, всё хорошо. Очень хорошо. На ней же — след тебя…
— В смысле — грязная?
— В смысле — след твоего света. Это как доспехи, — усмехнулся Сэдрик. — От зла. Я должен за такое благодарить и руки целовать… не умею, прости.
— И отлично. Ещё не хватало тебе такого умения… Попробуй надеть эти ботинки.
— И на них тоже, — кивнул Сэдрик. — На рубашке и штанах — не так, их, видно, стирают часто, а вот на куртке и ботинках — такой след… Не помешало бы работать… вечером. А то весь ад от меня разбежится.
— Ясно, — решил Кирилл. — Купим тебе новую одежду. И не делай такое лицо: ты вассал, мне полагается о тебе заботиться, чтобы ты не простудился и не умер, не закончив нашего дела. Я прав?
— Прав, прав, — сказал Сэдрик, и Кирилл очередной раз подумал, что для жителя Средневековья у его нового товарища многовато гордости.
И Средневековье, всё-таки, тут ни при чём.
Конечно, восторг Сэдрика относился не к марке автомобиля — «Мерседеса» представительского класса: Сэдрика привёл бы в восторг даже горбатый «Запорожец». Сам факт автомобиля его очаровал и пленил — и Сэдрик всё рассматривал, снаружи и внутри, потом гладил единственной ладонью кожу салона и расспрашивал о том, «как, всё-таки, эта повозка может двигаться без лошади». А вот дядя Витя его восторг не разделял совсем.
Кирилл впервые видел, чтобы дяде Вите было неуютно за рулём, спиной к пассажирам. А ему было. У него даже заметно вспотела шея, к ней прилипли короткие волосы с проседью. И он всё время нервно оглядывался — Кирилл еле удержался, чтобы не предложить дяде Вите следить не за Сэдриком, а за дорогой.
Осматривать город, попутно действуя на нервы дяде Вите, было невыносимо. На Невском Кирилл попросил его остановить машину и позвал Сэдрика побродить пешком. Если Сэдрик и был разочарован, то не показал этого. Кирилл уже думал, что метро будет для заезжего некроманта не менее захватывающим аттракционом, чем автомобиль — и тут его окликнул дядя Витя.
— Не ждать вас? — спросил он громко, делая какие-то странные знаки лицом и руками.
— Нет, не надо, спасибо, — сказал Кирилл, подходя. Сэдрик остался стоять поодаль, на тротуаре, разглядывая рекламный щит с холёной красоткой в чёрном белье. Прохожие, обходя его, делали неестественно большой крюк.
— Кирилл, — нервно прошептал дядя Витя, — осторожнее с этим парнем. Ты, конечно… но у меня интуиция. Этот твой дружок испанский — если только вор, то хорошо. Что-то поганое в нём есть.
Он некромант, подумал Кирилл. И наши люди чувствуют не только круг моей благости, но и то невидимое тёмное сияние, ту радиацию смерти, которая от него исходит. Фантастика…