– Называй как хочешь.
Три слова кажутся почти непозволительно длинной тирадой. И не то чтобы мне стоит бояться выдать себя голосом – даже если у олвитанца тоже нет проблем с памятью, ему попросту нечего вспоминать. Тогда, три года назад, в миг твоего триумфа, я не проронила ни звука. И все же теперь ловлю себя на том, что стараюсь говорить ниже, глуше.
– Ведьма, – повторяет олвитанец, словно пытается убедить самого себя.
– Ага, – чуть слышно соглашаюсь я.
В конце концов, мама была ведьмой. И бабушка. Даже приятно в кои-то веки ощутить себя частью семейного наследия.
На олвитанца я больше не смотрю. Не узнал он меня и не узнает – куда ему без глаз. А с чего так обрадовался встрече с ведьмой – не мое дело. Мне попросту все равно. Взгляд уже прикован к спинке трона, больше похожей на горную гряду, где каждый пик вместо снежной шапки укрывает россыпь драгоценных камней. Они переливаются в нарастающих сумерках, будто светятся изнутри. Не удержавшись, я протягиваю руку к самому крупному изумруду – и под моими пальцами он словно разгорается еще сильнее. Этот свет моментально просачивается под кожу, согревает кости.
Поразительно все же, как такая роскошь уцелела на разоренном пепелище?
Я касаюсь еще одного камня, мерцающего алым возле когтей Кайо, и в этот миг поднимаю глаза на олвитанца. Тот хмурится. Брови совсем съехали под повязку, поперек лба собрались морщины. Не будь он слеп, уверена, следил бы за каждым движением моей руки. Да что уж… отчего-то кажется, что он и так следит.
И вдруг олвитанец шагает вперед, крепко хватается за подлокотник – и трон под нашими ладонями рассыпается искрами. Долю секунды они растерянно мечутся в воздухе, а потом гаснут все разом, как вспугнутые светлячки.
Лишившийся насеста Кайо ухает, громко хлопает крыльями и перебирается на ближайший камень. Возмущение его до того забавно, что я почти улыбаюсь. Почти.
– Иллюзия. – Олвитанец выглядит довольным. Лоб его разгладился, плечи расслабились. – Они тут каждые несколько минут появляются, то в одном, то в другом углу. Эта крепкая попалась, обычно и мимолетного касания хватает, чтобы…
Он осекается и снова сдвигает брови.
– Ты их… видишь? – пытаюсь я заполнить неуютную тишину.
Если он не совсем слеп, значит… Я с трудом удерживаюсь от желания вновь попятиться.
Он водит перед собой рукой, словно хочет нащупать трон.
– Вспышки, – бормочет рассеянно. – Любые чары – это вспышки в темноте.
Я слабо представляю, как это работает и чем он эти вспышки видит, но мысленную зарубку делаю. Любые чары… Возможно, это как у нас с Кайо – нам порой достаточно одной пары глаз на двоих, и, как правило, это не мои глаза.
– Какая у тебя птица? – вдруг спрашивает олвитанец, словно и сам думает в том же направлении. – Все ухает и ухает… как филин какой.
– Циккаба[1], – поправляю я. И зачем-то добавляю: – Черная.
Черная циккаба – это красиво. Угольные перья, сверкающие в ночной тьме, огромные круглые глаза да солнечно-рыжий клюв, пестреющий на этом мрачном полотне. Чем не ведьмовская птица? Хотя олвитанец наверняка уже представил себе ворона.
– Хорошо, – кивает он каким-то своим мыслям. – Хорошо. – А после паузы упирает руки в бока и, вскинув голову, будто смотрит в самое мое нутро сквозь свою кровавую повязку. – Ну, и откуда начнешь поиски?
В этот миг в голове рождается столько вопросов, что я даже испугаться как следует не успеваю. Просто ошалело моргаю, уставившись на олвитанца, пока внутри писклявое «как он узнал?» сменяется немного истеричными «зачем он здесь?» и «что теперь будет?». Вслух я произношу лишь сиплое:
– Что?
– Поиски, – повторяет он и делает шаг ко мне, предварительно ударив по расколотому полу перед собой кривой палкой. – Ведун сказал, пришлет ведьму мне в помощь, и ты явилась. Надо управиться здесь побыстрее, я и без того ждал слишком долго.
Прелестно.
Я бесшумно выдыхаю и на миг прикрываю глаза. Толком еще ничего не ясно, но обо мне этот чокнутый слепец точно ничего не знает. Судя по всему, его сюда привело предсказание очередного шарлатана, которых – твоими стараниями – за последние годы развелось по семи королевствам как мошкары. И мне не стоит оглядываться и переживать, что вот-вот появится настоящая, посланная ведуном ведьма.
Не появится. Ни теперь, ни через неделю, ни через год. Скорее уж олвитанец и впрямь высидит яйцо.
Другой вопрос: зачем ему вообще понадобилась помощь чародейки?
Я окидываю его свежим взглядом, стараясь отринуть все еще тлеющий в сердце страх и впечатления от предыдущей встречи. Это совсем другой человек. Он слеп, навеки погружен во мрак, но не испуган. Потрепан дорогой и жизнью на развалинах дворца, но грязь и усталость не в силах скрыть горделивую осанку и повадки воина. Уверена, кинься я сейчас на него, уже на первом шаге буду сбита наземь неказистой палкой.