Выбрать главу

Банни на полу, дивиди-плеер показывает меню, но материнские уши и сердце знают, что плачет мой малыш не по плюшевому любимцу и не по красному «маппету». Как только видео закончилось и Линус вышел из колдовского транса, он наверняка понял, что заперт в машине один. Брошен. А ведь страх, что тебя бросят, — главный для ребенка этого возраста. Красное личико Линуса и волосенки надо лбом все мокрые от слез.

— Линус, прости меня, мне ужасно жаль!

Я как можно быстрее вытаскиваю его из кресла, а он орет. Я беру его на руки, обнимаю и глажу по спинке. Он выпускает лужицу соплей на воротник моей рубашки.

— Ш-ш-ш, все хорошо, у тебя уже все хорошо.

Это на него не действует. Его рыдания становятся только громче. Линус не собирается прощать меня вот так запросто, и я его ни капли не виню. Но если все равно не выходит успокоить его, то с тем же успехом можно ехать в ясли. Я засовываю безутешного ребенка обратно в автокресло и еду в «Санни хорайзонз», а Линус дико вопит.

Я вручаю все еще ревущего Линуса, Банни и пачку подгузников одной из ясельных воспитательниц — доброй молодой бразильянке, новенькой.

— Ш-ш-ш, Линус, уже все хорошо. Линус, солнышко, все хорошо. — Я делаю последнюю попытку успокоить его. Ненавижу оставлять его в таком состоянии.

— С ним все будет в порядке, миссис Никерсон. Вы лучше просто идите.

Вернувшись в машину, я выдыхаю: наконец-то я еду на работу. Часы на приборной панели показывают без десяти восемь. Очевидно, я опоздаю. Опять. Стиснув зубы и руль, я отъезжаю от сада и начинаю копаться в сумке, ища сотовый телефон.

Моя сумка до нелепости огромна. В зависимости от того, где я и с кем, она служит дипломатом, дамской сумочкой, мешком с подгузниками или рюкзаком. Где бы и с кем я ни была, с этой штукой я чувствую себя шерпом. Роясь в поисках телефона, я натыкаюсь на ноутбук, цветные мелки, ручки, бумажник, помаду, ключи, крекеры, пакет сока, визитки, тампоны, подгузник, квитанции, лейкопластырь, пачку влажных салфеток для рук, калькулятор и папки с бумагами. Но телефона не нахожу. Вываливаю содержимое сумки на пассажирское сиденье и снова ищу.

Черт, да где же он? У меня не больше пяти минут, чтобы его найти. Тут я понимаю, что мои глаза куда больше смотрят на пассажирское сиденье и пол, чем на дорогу. Парень, пролетающий мимо по правому ряду, показывает мне средний палец. И говорит по сотовому.

Я вдруг вижу свой телефон, но только мысленным взором: он лежит на кухонном столе. Черт, черт, черт! А я — на Масс-Пайке, минутах в двадцати от работы. Секунду я размышляю, куда можно заехать позвонить с таксофона. Но потом думаю: «А существуют ли еще таксофоны?» Я не могу припомнить, когда последний раз где-нибудь видела его. Завернуть в аптеку или «Старбакс»? Там какой-нибудь добрый человек может дать мне позвонить со своего телефона. «Лишняя минута. Сара, твое совещание будет идти целый час. Просто езжай туда».

На полном газу, словно гонщик в заезде NASCAR, я пытаюсь мысленно собрать воедино все подготовленные мной данные к собранию, но мне трудно сосредоточиться. Я не могу думать. И до въезда в гараж «Пруденшиэла» я не замечаю, что мои мысли пытаются перекричать видео Линуса.

«Элмо хочет побольше узнать о семьях».

Глава 3

Я сижу в первом ряду Театра Вана, чуть правее середины. Гляжу на часы, снова поднимаю глаза и вытягиваю шею, выискивая среди плотной толпы в проходах лицо Боба. Ко мне идет невысокая пожилая дама. Сначала я думаю, что она хочет мне сказать что-то важное, но потом понимаю, что старушка нацеливается на пустое кресло слева от меня.

— Это место занято, — говорю я и кладу на кресло руку.

— Здесь кто-то сидит? — спрашивает дама, ее карие глаза мутноваты и выражают растерянность.

— Будут сидеть.

— А?

— БУДУТ СИДЕТЬ.

— Я ничего не увижу, если не буду сидеть впереди.

— Извините, здесь занято.

Мутный старческий взгляд вдруг становится ярким и пронзительным:

— Я бы не была так уверена.

Мужчина двумя рядами дальше встает с места и уходит вверх по проходу, возможно в туалет. Старушка замечает это и оставляет меня в покое.

Я трогаю ворот своего облегающего пиджака. Не хочется раздеваться. В театре холодно, и в пиджаке я чувствую себя прекрасно. Но я не хочу, чтобы кто-то занял место Боба. Сверяю время и билет — я именно там, где и должна быть. Но где же Боб? Снимаю пиджак и прикрываю им соседнее кресло. Холодок разбегается по спине к плечам. Я потираю голые руки.