Подпитанная тройной дозой эспрессо и двойной — вины и жалости, в последний раз смотрю на часы, потом хватаю сотовый, папку с проектом «Дженерал электрик», сумку, куртку и выхожу из кабинета.
— Джессика, скажи на четырехчасовом совещании, что я буду разговаривать по сотовому.
Не вижу причин, которые могли бы помешать мне успеть все.
Я участвую в четырехчасовом совещании по сотовому уже около сорока минут, когда наконец подъезжаю к Велмонтскому спорткомплексу. Бейсбольная площадка расположена рядом с парковкой, а футбольное поле дальше. Из машины видно, что дети играют. Я уже долго рассказываю о наших восходящих звездах в экотехнологиях. Пересекаю бейсбольное поле и внезапно осознаю, что не слышу покашливаний, щелчков ручек и прочего шума зала совещаний.
— Алло?
Ответа нет. Я смотрю на телефон: нет сети. Черт! И как долго я говорю сама с собой?
Теперь я на футбольном поле, но не на совещании. А предполагается, что должна быть и тут, и там. Я проверяю телефон: сети по-прежнему нет. Плохо дело.
— О, ты все-таки здесь! — восклицает Боб.
Я думаю ровно о том же, но совсем с другими интонациями.
— Я думала, ты не сможешь приехать.
— Я улизнул. Я встретился с Эбби, когда она привезла Чарли, и сказал, что сам отвезу его домой.
— Нам необязательно быть здесь обоим.
Снова проверяю телефон — ни одной палочки сети.
— Можно позвонить с твоего?
— Здесь мертвая зона. Кому звонишь?
— Мне нужно быть на совещании. Черт, что я здесь делаю?
Он обнимает меня и прижимает к себе:
— Смотришь, как твой сын играет в футбол.
Но должна-то я сейчас подбирать команду для «Дженерал электрик»! Мои плечи начинают подниматься к ушам. Боб узнает этот сигнал растущего напряжения и пробует размять мне плечи и вернуть их на место, но я сопротивляюсь. Я не хочу расслабляться. Это не успокаивает.
— Можешь остаться? — спрашивает Боб.
В моей голове проносятся последствия пропуска второй половины совещания по «Дженерал электрик». Но, по правде говоря, что бы я ни пропустила, я его уже пропустила. Теперь можно и остаться.
— Дай я сначала проверю: вдруг удастся где-нибудь поймать сигнал.
Я бреду по периметру поля, пытаясь найти точку, где на телефоне появилась бы хоть одна палочка. Но мне не везет. Между тем матч первоклассников ужасно забавный. Это даже нельзя называть футболом. Судя по тому, что я вижу, не соблюдаются никакие позиции. Большинство детей бегает за мячом и постоянно пинает его, как будто мяч — мощный магнит, и дети не могут не притягиваться к нему, куда бы он ни покатился. Сейчас вокруг мяча собралось около десятка детей, они попадают друг другу по голеням и ступням и иногда, случайно, по мячу. Затем мяч выпинывают за пределы группки без какой-либо конкретной цели, и все бегут за ним снова.
Нескольких детей невозможно отвлечь. Одна девочка делает «колесо», другая просто сидит на земле и выдергивает траву. Чарли кружится на месте, пока не упадет. Потом, шатаясь, поднимается, падает, снова поднимается и кружится опять.
— Чарли, беги за мячом! — кричит ему Боб с трибуны.
Он кружится.
Другие родители тоже подбадривают своих детей.
— Давай, Джулия, давай!
— Вперед, Кэмерон!
— Бей!
Я пропустила важное совещание ради этого идиотизма. Я пробираюсь обратно к Бобу.
— Повезло?
— Нет.
Пошел снег, и теперь большинство детей и думать забыли о мяче и о том, зачем они здесь — теперь они ловят языком снежинки. Я не могу заставить себя смотреть на часы реже раза в минуту. Эта игра — или как ее лучше назвать? — длится целую вечность.
— Когда это кончится? — спрашиваю я Боба.
— Думаю, они будут бегать минут сорок пять. Ты потом домой?
— Мне нужно узнать, что я пропустила.
— А из дома ты этого не сможешь?
— Меня вообще не должно было здесь быть.
— Увидимся перед сном?
— Если повезет.
Мы с Бобом нечасто успеваем добраться домой вовремя, чтобы поужинать вместе с детьми. Их маленькие желудки начинают урчать часов в пять, и тогда Эбби кормит их макаронами с сыром или наггетсами. Но мы оба стараемся вернуться к половине седьмого — к совместному десерту. Дети едят мороженое или печенье, а мы с Бобом обычно балуем себя сыром, крекерами и вином — наш десерт скорее призван пробуждать аппетит перед ужином, который наступает у нас после того, как дети ложатся спать в половине восьмого.