– К твоему сведению, со мной все в порядке.
Она, нахмурив брови, покосилась на меня.
– Я предпочитаю быть наедине с собой, – продолжала я. – Это нормально. Не нужно меня этим доставать.
– Я тебя не достаю, – сказала она, но мы обе знали, что это неправда. Через секунду она добавила: – Извини. Я просто за тебя волнуюсь.
Остаток пути мы почти не разговаривали, и, глядя в окно, я невольно чувствовала, что победила.
Я сидела в кабинке для занятий в библиотеке, раскрыв перед собой задачи по геометрии. Я пыталась сосредоточиться, но мой мозг словно превратился в камешек, прыгающий по воде. То есть нет – скорее в камешек, гремящий в консервной банке. Я достала блокнот, чтобы записать это выражение, и отвлеклась на стихотворение об островитянке, над которым продолжала работать. Когда я в следующий раз подняла глаза, оказалось, что прошел уже целый час, а я еще и не начинала домашку по геометрии.
Я потерла лицо, взяла карандаш и попыталась позаниматься, но уже через несколько минут принялась глазеть в окно. В закатном свете деревья полыхали ярким пламенем. Мальчики в футбольной форме, перекинув бутсы через плечо, возвращались с полей. Две девочки несли футляры со скрипками, как рюкзаки. С каждым шагом их двойные хвостики покачивались.
Потом я заметила мисс Томпсон с мистером Стрейном: они медленно, не торопясь, шли к гуманитарному корпусу. Руки мистера Стрейна были сведены за спиной, а мисс Томпсон улыбалась, прикасаясь к своему лицу. Я попыталась вспомнить, видела ли их вместе раньше, попыталась определить, красива ли мисс Томпсон. У нее были синие глаза и черные волосы – мама всегда называла это сочетание эффектным, – но она была полновата, и задница у нее выпирала, как полка. Я боялась, что моя фигура в будущем станет именно такой, если я не буду осторожна.
Прищурившись, я вглядывалась в даль, чтобы разглядеть их получше. Они шли близко, но друг к другу не прикасались. Мисс Томпсон запрокинула голову и рассмеялась. Неужели мистер Стрейн любит шутить? Меня он никогда не смешил. Прижавшись к окну, я старалась не упускать их из вида, но они свернули за угол и исчезли за рыжей кроной дуба.
Мы сдали предварительные экзамены на выявление академических способностей. Мои результаты оказались удовлетворительными, но не такими хорошими, как у большинства десятиклассников, которые уже начали получать по почте брошюры университетов Лиги плюща. Чтобы справиться со своей безалаберностью, я купила новый ежедневник, учителя это заметили и передали миссис Антоновой, которая в награду подарила мне коробку конфет с фундуком.
На литературе мы читали Уолта Уитмена, и мистер Стрейн объяснял, что люди многогранны и противоречивы. Я начала обращать внимание на противоречия в нем самом: он учился в Гарварде, но рассказывает, как рос в бедности; он уснащает свои красноречивые лекции ругательствами и сочетает элегантные приталенные пиджаки и выглаженные рубашки с поношенными походными ботинками. Манера преподавания у него тоже была противоречивая. Высказывать свои мысли на уроке всегда было страшновато: если учителю нравился ответ, он хлопал в ладоши и подходил к доске, чтобы получше раскрыть твое блестящее замечание, а если не нравился, он даже не давал тебе договорить – просто обрывал своим «Ладно, достаточно», которое продирало до костей. Из-за этого я боялась лишний раз раскрыть рот, хотя иногда, задав классу открытый вопрос, мистер Стрейн смотрел прямо на меня, как будто его интересовало именно мое мнение.
На полях тетрадей я записывала все, что он мимоходом рассказывал о себе: он вырос в Бьютте, штат Монтана; до поступления в Гарвард в восемнадцать лет он никогда не видел океана; он живет в центре Норумбеги, напротив публичной библиотеки; он не любит собак, потому что какой-то пес покусал его в детстве. Как-то во вторник после собрания клуба писательского мастерства, когда Джесси уже вышел из аудитории и прошел полкоридора, мистер Стрейн сказал, что у него кое-что для меня есть. Он открыл нижний ящик стола и достал книгу.
– Это к уроку? – спросила я.
– Нет. Это для тебя. – Он обошел стол и вложил мне в руки книгу: «Ариэль» Сильвии Плат. – Ты ее читала?
Я покачала головой, повертела книгу в руках. У нее была потрепанная синяя тканевая обложка. Между страниц торчал обрывок бумаги – самодельная закладка.
– Она слегка хватает через край, – сказал мистер Стрейн. – Но молодые женщины ее любят.
Я не знала, что он имеет в виду под словами «хватает через край», но спрашивать не хотела. Я пролистала книгу – проблески стихов – и остановилась на заложенной странице; название «Леди Лазарь» было напечатано прописными буквами и выделено жирным шрифтом.