— Ну ты даешь! — протянул он.
Ему было противно.
Мы стояли возле сетчатого забора у самой автостоянки около вокзала, вся сетка была в росе, и роса мерцала на всех машинах в оранжевом свете. К вокзалу как раз подъезжал, грохоча, поезд. У меня кололо в боку, я еле дышала. Подняла к свету сначала одну ногу, потом другую. Обе стали великанские от налипшей земли и пахли капустой. Мы посмотрели на них — и захохотали. Крис прислонился к забору и стонал от смеха. Я икала и пыхтела, на глаза у меня навернулись слезы.
— Это на самом деле был не призрак, — проговорила я, когда обрела дар речи. — Да?
— Я специально так сказал, чтобы тебя напугать, — сказал Крис. — Впечатляющий получился результат. Соскреби грязь, хотя бы немного. Тетушка Мария всем растрезвонит, что мы утонули, а Элейн устроит маме жуткий разнос за то, что милая тетушка так переволновалась.
Теперь, когда я это пишу, то понимаю: Крис соврал, чтобы мне полегчало. Тогда я этого не понимала, и мне не полегчало. Стоя на одной ноге, я по очереди сняла туфли и оттерла их о сетчатую ограду. Крис тоже оттер ботинки, хотя он запачкался гораздо меньше меня. Смотрел, куда наступает.
Пока мы этим занимались, поезд остановился, и из здания вокзала показались первые пассажиры. Они цепочкой проходили мимо забора под фонарем. На нас они не смотрели. А смотрели они прямо перед собой и шагали одинаково деловито — одинаково унылые и усталые.
— Толпа в час пик, — сказал Крис. — Странно, что тут тоже так бывает. Интересно, куда они все ездят на работу.
— Прямо зомби, — сказала я.
Почти все они были мужчины, почти все — в деловых костюмах. Примерно половина из них строем двинулась в ворота на дальнем конце стоянки. Было слышно, как они шагают — «топ-шлеп, топ-шлеп, топ-шлеп» — по дороге в Кренбери. Другая половина — также ничего кругом не замечая — разошлась по машинам на стоянке. Кругом в одну секунду стало тесно от проезжающих огней и шумно от гудков.
— Зомби, усталые после работы, — сказала я.
— Мужья миссис Ктототам, — сказал Крис. — Миссис Ктототам высосали у них души, а потом отправили в виде зомби зарабатывать деньги.
— А мистеры Ктототамы ничего и не заметили, — подхватила я. — Они уже сто лет как зомби, и никто ни о чем не подозревает.
К этому времени со стоянки уже выехали все машины; «хрусть, хрусть» — проезжали они мимо нас по щебенке, вспыхивая нам в лицо фарами. Одна машина, другая… Меня это загипнотизировало, пока очередная прохрустевшая мимо машина не оказалась синей, с одной фарой тусклее другой и вмятинами в знакомых местах.
— Эй! — закричала я. Вцепилась в забор — даже руки заболели. — Крис, это была…
— Нет, не была, — отрезал Крис. Он тоже вцепился в забор. — Номер не тот. Я тоже сначала решил, что это наша машина, но это не она, Мидж. Честно.
Когда речь идет о цифрах, Крису можно верить. Он всегда оказывается прав.
— Похожа на нашу — просто жуть, — прошептала я.
— Ага, прямо дрожь пробирает, — согласился Крис. — Я даже подумал, неужели ее высушили и починили дверь и кому-то продали — на секунду подумал, пока не поглядел на номер.
К этому времени все машины уже уехали, носильщик в огромных сапогах шаркал перед вокзалом — судя по всему, запирал его на ночь. Мы перелезли через забор и нога за ногу вышли через ворота стоянки.
— Давай маме ничего не скажем, — предложила я.
— Не скажем, конечно, — кивнул Крис. — Про клонов и зомби — сколько угодно, а про машину — нет.
В конце концов мы не рассказали маме почти ничего. Нам крепко досталось: обоим — за то, что явились так поздно, а мне — за измазанную одежду. Тетушку Марию моя одежда вывела из себя.
— Как неосмотрительно, дорогая. Я же не могу взять тебя на собрание в таком виде.
— Я думал, это ваше собрание было днем, — сказал Крис.
Мама на него зашикала. Ее трясло. Миссис Ктототам проторчали тут весь день, устроили свой Кружок Целительниц, жрали торт, будто голодные волчицы, а потом тетушка Мария провозгласила, что в Зале собраний Кренбери в семь тридцать будет собрание и она туда пойдет. Вот почему я смогла написать такой большой кусок автобиографии. Я впала в немилость и была оставлена дома, поскольку порвала свою единственную юбку и вся перемазалась в грязи. Быть в немилости мне нравится. Еще есть немножко торта. Тетушка Мария применила ко мне свой негромкий скорбный тон, а потом сказала Крису, что вместо меня должен пойти он. Мама один-единственный раз поглядела Крису в лицо — и опять принесла себя в жертву: сказала, что пойдет с тетушкой Марией.