Выбрать главу

- Я спать не буду. Просто рядом посижу, - шепнул он.

- Как хочешь. Я, когда Алиске было столько же, сколько сейчас Стасику, умела даже стоя в душе вздремнуть, хотя в душ шла, чтобы освежиться и взбодриться, - посмеялась я тихо.

- То есть вся ж… жесть ещё впереди?

- Ну-у… - повела я плечом, на котором не спал Стасик. – Первые два зубика мне дались относительно легко. Третий уже сложнее. А вот четвертый пятый и шестой, которые лезли сразу все вместе… Там ни словом сказать, ни матом описать.

- Твою мать! – сокрушенно выдохнул Никита.

Минуты текли одна за другой, ночь за окном становилась всё темнее, а я, блуждая в своих мыслях, мягко поглаживала спящего на мне Стасика по спинке.

Слегка повернув голову в сторону Никиты, заметила, что он тоже не спит и вместе со мной смотрит в темное окно, за которым, по большому счёты, ничего не было видно. Просто темный коридор в мысли каждого из нас.

- Поспи, - шепнула я едва слышно.

- Нет, - тихо выдохнул Никита и зажмурился, чтобы прогнать сонливость из глаз.

- Стасик разбудит, не переживай. Ничего не пропустишь. Или ты боишься, что я его украду? Не доверяешь мне?

- Я доверил тебе самое дорогое, что есть у моего пацана. Так что, можешь быть уверена, я доверяю тебе с первой встречи. Просто ты не обязана с нами нянчится.

Никита улыбнулся и снова посмотрел в окно. Улыбка постепенно померкла на его губах и исчезла даже с уголков губ.

- Прости, что спрашиваю, Никит, но где его мама? Можешь не отвечать, если не хочешь. Я понимаю… - тут же торопливо добавила я и мысленно дала себя подзатыльник за бестактность. – Просто обычно мамочки переживают с малышом все эти «зубные» ночи, а тут ты…

- Она ушла, - просто ответил Никита.

- В смысле…?

Я едва не показала на небо.

- Просто ушла. Поняла, что материнство не для неё. Ей нравилось быть мамочкой только на последних месяцах беременности: там можно было пилить контент для мамочек, делать кучу фоточек с животом и больше не делать ничего, потому что беременна. Я к этому, в общем-то, спокойно относился. Плюс мама говорила, что пусть она сейчас отдыхает, пока беременна, потом времени на отдых не будет, и прочее… А потом она родила и поняла, что дети – это не для неё. Во-первых, она «прошла через боль и мучения, которые и врагу не пожелаешь»; во-вторых, она испортила фигуру; ей было ужасно больно кормить грудью; потом она бесилась из-за того, что ей приходилось менять подгузники, пока я на работе, а потом она могла просто оставить плачущего Стасика в комнате и закрыть его там наглухо, потому что она не понимала почему он плачет и «почему не затыкается».

- Может, ей просто нужно было помочь? Направить, так сказать…

- Я пытался. И мои родители пытались, и её… Она, вроде, понимала, что к чему, но стоило родителям исчезнуть с горизонта, всё снова сбрасывалось до заводских настроек. Её начал раздражать даже спящий Стасик. Мы расходились, она уезжала жить к подругам, я её возвращал. И так несколько раз. Последней каплей стал день, когда мы в очередной раз начали жить вместе: я вернулся вечером с работы, она сидела на кухне, а Стасика не было ни видно, ни слышно. Я насторожился, но она сказала, что всё в порядке, он спит. Я решил проверить, как она справилась в этот раз. Почти даже обрадовался, что у нее, наконец-то, начало получатся. А потом вошёл в комнату Стасика, которая была закрыта, и обнаружил, что его кроватка буквально набита подушками с нашей постели, а Стасик под этими подушками…

- Кошмар! – выронила я шокировано и машинально обняла Стасика, будто прямо сейчас хотела защитить его от всего.

- Не волнуйся. У него там был коридор для дыхания. Она просто разозлилась на двухмесячного ребенка за то, что он «не может нормально объяснить, что ему нужно». А просто закрытая дверь не заглушала плачь, зато подушки…

- Ужас… - где-то внутри меня закипала злость на девушку, которую я ни разу в своей жизни не видела. Мне хотелось порвать её в клочья и вырвать ей ногти папиными пассатижами. Я не понимала, как можно быть такой холодной и равнодушной к собственному ребенку? – А я обычно плакала вместе с Алисой, когда не понимала, что ей нужно. Звонила своей маме или Алёнке и называла себя самой плохой матерью на свете. В истерике, в соплях, в слезах… Мне они до сих пор это иногда припоминают, - улыбнулась я, углубившись в воспоминания.

- Ну, а ты? – спросил Никита и чуть склонил голову набок, с любопытством заглянув в мои глаза. – Расскажешь, где папа Алисы?