— Но бежишь за ней ты.
Вспыхивает. А я даже не знаю, зачем сбиваю ее невъебенно стройную версию.
— Спасибо тебе еще раз. И пусть у тебя всё будет хорошо…
Она договаривает, разворачивается.
Сафие смотрит на меня растерянно. Я подмигиваю. Улыбается и машет.
Я мог бы отпустить, но, кажется, всё же не могу.
— Айлин, — окликаю даже не громко, но она тормозит. Не знаю, потому что я ее дочку вернул, или потому что дочка это не только ее.
— Что? — оглядывается и спрашивает.
Бьюсь об заклад, пульс у нее сейчас такой, что самой страшно.
— Давай честно. Отец кто?
Спрашиваю, давая последний шанс на мирное урегулирование.
Шанс, которым Айлин не пользуется. Сжимает губы, ноздри раздуваются. Из защиты она перешла в нападение. Из виноватой стала злой.
Я ее такой и полюбил. А потом такой же возненавидел.
Из глаз — молнии. Только я почему-то не обращаюсь в пепел, сука такая.
— Не ты.
Выплевывает, разворачивается и снова бежит. Теперь уже с Сафие на руках.
Наверное, верит, что толпа спасет. Затеряется. Один раз получилось же.
Но дело в том, что тогда я не искал. А сейчас…
Подумать надо.
Глава 2
Айлин
Ну как же так, Аллах, ну как же так…
Качаю головой и забрасываю на гостинничную кровать, рядом с сидящей на ней Сафие, чемодан.
Я знаю, что мне нужно вычитать дочку за то, как себя повела.
Нельзя пользоваться тем, что я отвлеклась! Нельзя бежать за котами! Нельзя разговаривать с незнакомцами! Потерялась — нужно тут же подходить к полицейскому. Мы с ней всё это уже обсуждали, потому что она растет у меня на самом деле слишком самостоятельной. Самоуверенной. Бесстрашной.
Чисто как отец…
Вспоминаю о нем и мурашки бегут по коже. Если честно, даже волосы дыбом. Я очень-очень-очень испугалась.
Я совсем не ожидала.
Аллах, ну как? Вот как?
В Риме! Откуда он в Риме?!
Вещи скопом летят на обтянутое тканью дно. Белье вперемешку с блузками и детскими платьями.
Я все так аккуратно складывала, когда мы собирались в путешествие! Я так скрупулезно его планировала. Это впервые Сафие заграницей. Мы с дочкой так сильно мечтали о Риме! Дальше по плану были Венеция и Гардаленд. Куча фотографий, впечатлений и огромный кусок одного на двоих счастья.
И что теперь? Я жму на крышку всем телом, понимаю, что так чемодан не застегнется, и тону в ужасе.
Всё против меня, а ведь нужно бежать! Срочно домой!
Я уже купила новые билеты. Самолет сегодня в семь. К черту выброшенные на ветер деньги. К черту нарушенные планы. К черту всё! Мысли только о том, что здесь теперь небезопасно.
Чувствую себя воровкой. Преступницей. Щеки до сих пор жжет стыд. Сердце опять кровоточит. Хотя мне казалось, что я давно всё пережила. Отпустила. Смирилась.
Но стоило увидеть Айдара — заново умерла. Окунулась с головой в прошлое и не могу вынырнуть.
Пять лет назад этому мужчине меня отдал отец. Наказывал так за то, что посмела связаться с парнем не из нашей общины и не нашей веры. Сначала я думала, что Айдар сделает меня своей силой, не воспринимала его, ненавидела, потом оказалось, что он мой спаситель. Мы жили с мужем, как соседи. Потом я влюбилась. Потом влюбился он…
Мы почти смогли построить настоящую семью, но все испортило ужасное стечение обстоятельств. Ну и мои действия, конечно.
С себя вину я не снимаю.
К тому времени, когда я согласилась поучаствовать в отстранении моего мужа от должности областного прокурора, я уже хорошо его знала, как амбициозного, решительного, бесстрашного… Я его таким уже любила. Но мне нужно было спасти его и своего брата. Поэтому я разрушила его карьеру. Уничтожила кропотливо возводимый песочный замок справедливости. Позволила надеть на него наручники и заточить.
Мне до сих пор кажется, что иначе поступить я просто не смогла бы, только и бремя ответственности за свои действия нести мне очень сложно.
Снова раскрываю чемодан и, смирившись, выбрасываю вещи обратно на кровать. Придется складывать.
Бросаю быстрый взгляд на Сафи. Дочка сложила ноги по-турецки. Смотрит на свою ручку и крутит разные конфигурации из пальцев. Сопит тихо и шепчет. «Три»… «Четыре»… «Пять»…
Вскидывает взгляд на меня, и щеки снова шпарит стыдом. Даже перед собственным ребенком стыдно! Перед ней, наверное, особенно.
— Мамочка, но мне же не три…
Она разводит в сторону руки и пожимает плечами.
Не поняла. Растерялась.
А я не знаю, что сказать.
Я ей столько всего наврала… И как нам с этим жить?