Звонок командующего войсками Северо-Кавказского военного округа генерал-полковника Митюхина (с которым мы служили в Западной группе войск) застал меня в штабе в Бендерах. "Геннадий Николаевич, не засиделся ли ты в тылу? - шутливо начал разговор Алексей Николаевич. - Пойдешь ко мне командиром 42-го армейского корпуса во Владикавказ?" Я ответил: "Если вы считаете, что подхожу на эту роль, я благодарен за доверие". Говорю, а у самого в голове все перемешалось от столь неожиданного предложения. Командующий, словно почувствовав мои сомнения, продолжал: "Для тебя Кавказ не чужой, ты вырос здесь... Я знаю тебя хорошо и считаю - справишься. Долго не засидишься - скоро будет освобождаться перспективная должность..." Я спросил: "Сколько времени у меня на обдумывание?" - "Чем быстрей, тем лучше", - ответил Митюхин и, попрощавшись, положил трубку.
Я позвонил жене. Она сказала: "Как решишь сам. Я всегда буду рядом с тобой".
В тот же вечер снова связался с Митюхиным: "Я готов". А через три дня в Ростове уже докладывал ему о своем прибытии.
Мы друг друга хорошо знали. За несколько лет совместной службы у нас сложились доверительные отношения, хотя и не всегда было все гладко.
Митюхин отложил все дела, и мы улетели во Владикавказ. Он очень по-доброму отнесся ко мне. Несколько дней возил по расположению войск, представлял меня офицерам управления корпуса, личному составу 19-й мотострелковой дивизии, 136-й бригады в Буйнакске, 135-й - в Прохладном. Меня это, признаться, удивило. Обычно как бывает: представил на служебном совещании или на Военном совете, и все. А тут такое внимание. Только позже понял, почему он так по-отечески опекал меня: знал, что скоро подразделения 42-го корпуса пойдут в Чечню. Но разумеется, мне об этом ни слова, ни намека.
Я, конечно, был в курсе, что обстановка вокруг Чечни накаляется с каждым днем. Да и огонь осетино-ингушского конфликта продолжал тлеть. Достаточно сказать, что спустя полгода, после завершения активных боевых действий, мой предшественник на должности командира корпуса генерал-майор А. Корецкий при загадочных обстоятельствах погиб на территории Северной Осетии. Мне рассказывали, как экстремисты пытались захватить наши склады с оружием и боеприпасами, брали в заложники офицеров, в числе коих оказался военный прокурор Владикавказского гарнизона. Словом, обстановка в том регионе оставалась сложной и напряженной.
...В конце поездки Митюхин напутствовал: "Разбирайся, вникай. Что не понятно - звони". А через два месяца, в соответствии с указаниями Генерального штаба, войска округа приступили к подготовке и планированию операции. Она имела ряд особенностей:
- во-первых, необходимые мероприятия осуществлялись в крайне короткие сроки;
- во-вторых, для ее проведения создавалась Объединенная группировка войск, включавшая силы и средства различных министерств и ведомств, имеющих свою специфику в решении возложенных на них задач (соединения и части Министерства обороны, внутренних, пограничных и железнодорожных войск, силы и средства ФСБ, ФАПСИ, МЧС);
- в-третьих, поскольку боевую задачу предстояло выполнять на территории одного из субъектов Российской Федерации, предусматривались существенные ограничения в действиях войск;
- в-четвертых, требовался глубокий и многоплановый анализ ситуации, так как данные о внутреннем положении в Чечне и раскладе сил дудаевцев и оппозиции были очень противоречивыми.
Согласно директиве министра обороны, в соответствии с президентским Указом ставилась задача: "...действиями войсковых группировок под прикрытием фронтовой и армейской авиации выдвинуться по трем направлениям к Грозному, блокировать его и создать условия для добровольного разоружения незаконных вооруженных формирований (НВФ). В случае отказа - провести операцию по захвату города и в последующем стабилизировать обстановку на всей территории республики".
Я часто вспоминаю те декабрьские дни, когда военные предприняли первые шаги по наведению конституционного порядка. Журналисты сразу окрестили локальную операцию войной, правозащитники - геноцидом чеченского народа, политики - авантюрой. У меня свой взгляд на те события, и в этой книге я старался честно рассказать об увиденном и пережитом.
Любые войны начинают и заканчивают политики. Можно ли считать принятое в декабре 94-го политическое решение о вводе войск авантюрой? В какой-то мере - да. Начиная с 1991 года, когда Д. Дудаев пришел к власти, в республике царили хаос и произвол. А после того, как Чечню покинули части Российской армии (1992 год), оставив огромное количество боевой техники, склады боеприпасов, стало ясно, что новый чеченский правитель рано или поздно воспользуется этим арсеналом. И действительно, генерал сразу же стал создавать свои вооруженные силы, исподволь готовиться к войне. А в Москве политики делали вид, будто ничего особенного не происходит.
Уже к началу первой чеченской кампании Д. Дудаев располагал значительной боевой силой: две бригады, семь отдельных полков, три отдельных батальона. Личного состава: около 5-6 тысяч, а с доукомплектованием в короткие сроки (5-7 суток) - 15-20 тысяч человек. Солидно выглядело и техническое боевое оснащение: танков - 42; БМП, БТР - 66; орудий и минометов - 123; средств ПВО - 40; почти 42 тысячи единиц стрелкового оружия. Кроме того, в населенных пунктах были созданы "отряды самообороны" общей численностью до тридцать тысяч человек. Фактически целая армия, хорошо укомплектованная и вооруженная.
Как-то я прочитал в газете "Труд" своеобразную исповедь бывшего министра обороны П. Грачева. Есть там и рассказ о памятном заседании Совета безопасности (в конце ноября 94-го года), на котором фактически и было принято решение об использовании армии для разрешения "чеченской проблемы". Позволю себе привести выдержки из этой публикации:
"Доклад о текущем моменте делал министр по национальным вопросам Егоров Николай Дмитриевич. Он говорил, что в Чечне все нормально: "в результате работы с населением" мы достигли прогресса - 70 про-центов чеченцев ждут, когда войдут российские войска. Остальные тридцать в основном нейтральны. Сопротивление окажут только отщепенцы. Егорова тогда называли не иначе как "вторым Ермоловым" на Кавказе. На том заседании Совбеза меня просто взбесила его фраза о том, что чеченцы "будут посыпать нашим солдатам дорогу мукой".
Позже Павел Сергеевич, как бы оправдываясь, говорил, что пытался убедить членов Совбеза в нецелесообразности ввода войск, особенно в декабре. Если уж и делать это, то только весной. А до этого оказывать экономическое давление. Но такого рода варианты дружно отвергались. В штабы ушли директивы о подготовке и проведении операции.
Для выполнения намеченного были созданы группировки войск на нескольких направлениях. На Владикавказском - сводный отряд из подразделений моего корпуса. Руководил им мой заместитель генерал-майор В. Петрук. Маршрут выдвижения - Чермен, Новый Шарой, Алхан-Юрт. Задача формулировалась следующим образом: "С подходом к участкам сопротивления на маршруте выдвижения огнем артиллерии и ударами авиации нанести поражение вооруженным формированиям и продолжить выдвижение в указанный район". Понимаю, что язык военных часто не вписывается в литературные каноны. Но ведь свой язык и у представителей других профессий. И не всегда он поддается упрощениям.
На рассвете 11 декабря сводный отряд начал движение, но уже к полудню поступили тревожные доклады: на мосту, при въезде в г. Назрань, колонна остановлена местными жителями, которыми руководили вооруженные ингушские милиционеры, сожгли 10 наших автомобилей, 6 перевернули. В 17 часов 15 минут начальник штаба доложил, что в районе Гази-Юрта со стороны леса по колонне машин открыта стрельба из автоматического оружия. Появились первые жертвы убит рядовой Виталий Масленников.
Его фамилию я запомнил. Это был первый мой подчиненный (а может быть, первая жертва чеченской войны), который погиб даже не в бою, а от выстрела из-за угла. О чем я подумал тогда, слушая поступавшие доклады об убитых и раненых? Не буду кривить душой, не помню. Но было ощущение общей тревоги, какой-то неразберихи, полуправды. Впрочем, то же состояние испытывали многие офицеры нашего корпуса. На других направлениях выдвижения такая же картина: из-за живого щита, составленного из стариков, женщин, детей, выскакивали мужчины с заточенными металлическими штырями и протыкали колеса, специальными крючьями обрывали трубки бензопроводов и тормозов. Многие места на маршруте следования колонны минировались. В общем, в те дни Ингушетия превратилась в очаг сопротивления. Уже только по одному этому признаку стало понятно, что походным маршем в Чечню нам не войти.