Позже, когда зима уже поворачивала к весне, она как-то вспомнила, что у Николая нет фуражки. Откуда-то принесла старую фуражку-восьмиклинку. Предложила мне ее аккуратно распороть. Я сделал из распоротой фуражки выкройку. А затем из нового материала вырезал такие же клинья и сшил их на ручной швейной машинке. (Это я тоже делал впервые в жизни). Козырек вырезал из плотного картона, обшил тканью и вручную пришил к изготовленной мною шапочке. Получилась фуражка. Она оказалась тесной и для меня, и для Николая. Пришлось делать вторую, расширив клинья. Потом была и третья, и четвертая...
Мое «мастерство» в этих ремеслах стало настолько большим, что мне приносили работу и соседи. Конечно же, никаких денег ни у кого и никогда я не брал.
Появление у Липы «солдатика» никого не удивило, ибо, как я уже вспоминал, таких, как я, в деревне было несколько человек.
Приближалась весна. Сошел снег с полей. Нужно было начинать полевые работы.
И здесь я оказался довольно способным учеником и ценным помощником. Я был рад тому, что весь день находился вне деревни. Меня научили впрягать лошадь в плуг, держать его в руках (а для этого нужна была и сноровка и сила), когда шел за лошадью, чтобы не испортить борозду при вспашке земли.
После того, как липина полоска была вспахана, исполнил роль сеятеля: из лукошка, которое держалось на ремнях, одетых через плечо, брал горсть зерна ржи и разбрасывал его по вспаханной земле, важно и чинно проходя по ней. Делал это с огромным удовольствием, ибо очень уж понравилась роль «сеятеля». Когда семя уже было брошено на вспаханную полосу, землю следовало забороновать. И здесь необходима была сноровка, чтобы управлять лошадью, запряженной в борону. Не сразу, но все же освоил и это ремесло землепашца. Когда, уставший, принимался за еду, принесенную Липой «пахарю», уплетал ее как честно заработанную.
С наступлением тепла я все реже и реже ночевал в доме Липы. Я объяснил ей, что боюсь встречи с немцами. В глубине леса вырыл землянку, накрыл ее ветками и листьями. Из досок, взятых у Липы в сарае, сделал в землянке потолок, «кровать», стол и стул. И, в основном, спал в землянке. Когда полевые работы закончились, постоянно находился в лесу. Питался ягодами малины, земляники, черники, ежевики. Когда созрел горох, залезал в зелень и питался только горохом. Позже, когда созревала рожь, - рвал колосья, собирал зерна, старательно жевал и проглатывал. Хуже с зернами ячменя: слишком много в них было колючих усов.
Несмотря на то, что сытым я по-настоящему не был, зато освободился от постоянного страха, который вызывала у меня мысль о возможной встрече с немцами. Но лето пролетело. Снова стало прохладно, даже холодно. Снова потянуло в деревню. Опять пришел к Липе.
Но, увы, от нее узнал, что новый староста собрал жителей деревни и предупредил, чтобы ни у кого никаких солдат не было. Переночевал. Переоделся в зимнюю одежду, которую хранил у Липы и рано утром ушел. Куда? В полном смысле слова - куда глаза глядят. По дороге встретился с другими ребятами, которые раньше жили в Литвиново. Долго шли по лесу и вышли к деревне Вирино. Это оказалась та самая деревня, которую сохранила память. Именно здесь происходили те роковые события, о которых я уже писал.
Войдя в деревню и убедившись, что немцев в ней нет, спросили, где живет староста. Им оказался очень добрый мужик по имени Виктор Иванович. Сказали, что мы солдаты, попавшие в окружение, и поинтересовались, не можем ли здесь побыть. Он повел нас в совершенно свободную избу. Не было там ни хозяев, ни жильцов. Он отдал нам ключи и сказал, что можем здесь находиться. Мы обжили эту избу. Топили печь, варили картошку. Жители деревни давали нам продукты: хлеб, картошку, сало, молоко, овощи. Проснувшись рано утром в теплой избе, мы снимали нижнее белье и ногтями пальцев рук давили вшей и гнид, которых находили в белье. Их было несметное количество, и наши усилия по их уничтожению были тщетны, хотя этим занимались каждый день. По субботам мылись в натопленных и еще не остывших банях. Но переодеваться не во что было, так как смены белья не было. Днем уходили в лес. Иногда все вместе, иногда кто-то оставался. Я лично всегда уходил.
Так прошло больше половины зимы. Однажды вечером к нам в избу пришел Виктор Иванович. Вызвал меня на улицу и сказал: «Андрей, уходи отсюда. Тебя ищут как еврея. Приходили четверо полицейских и сказали, что здесь, в деревне прячется солдат-еврей по имени Андрей».