Вокруг ужасное зрелище: тела наших ребят, раздавленные гусеницами немецких танков. Размозженные головы, раздавленные руки, ноги, распоротые животы. Кругом куски человеческих тел и кровь. Кровь вокруг тел, невдалеке от них, свежая, еще не принятая полностью землей, так много ее было. Кровь неестественно кроваво-красного цвета. Мне показалось, что это она - кровь - стонет, кричит, вопит о помощи. Закружилась голова, и я снова упал на дно окопа, потеряв сознание от увиденного...
Сколько пролежал, не знаю. Но когда открыл глаза, увидел рядом капитана Закирова, который помог мне подняться и отвел в разрушенную танками землянку.
Командир роты рассказал, что четыре немецких танка подошли к нашим окопам. Один из них был подбит мною. А три оставшихся полосовали наши окопы, расстреливая и раздавливая всех и все, что было в них. От него же я узнал, что из 200 солдат нашей роты в живых (не убитых и не раненых) осталось только шесть...
Тогда же утром на взятой нами высоте появилась какая-то новая воинская часть, стали уносить раненых, забирать убитых.
Нас, шестерых живых, спустили вниз к подножию высоты. Мы снова оказались в окопах, из которых начали наступление. А потом посадили в машину и куда-то повезли.
Машина подъехала к небольшим полупустым строениям. Это, как позже узнал, оказалось месторасположение штаба нашей роты. Там же были и другие воинские подразделения. Именно здесь наша рота должна была укомплектоваться другими штрафниками-смертниками.
Познакомился со старшиной роты - Красниковым Павлом Ивановичем. Он был старожилом роты и ее полным «хозяином». Павел Иванович зашел к нам в комнату, представился и повторил уже сказанные ранее слова командира роты, что мы искупили свою вину. Поэтому будем направлены в другие воинские части действующей армии. А пока нам разрешили отдохнуть. Отчетливо помню, что заснуть не мог ни в этот, ни в последующие дни. В голове - беспрерывно сменяющиеся картинки прошедших сражений: убитые и раненые солдаты, раздавленные и покалеченные, распоротые животы, размозженные головы... Перед глазами постоянная, невероятная жуть. Кровь, бесконечная кровь на солдатах и на земле. Все в крови - и руки, и ноги. Кровь на мне и на других солдатах. Стоны, крики, зов о помощи в ушах. Было такое впечатление, что схожу с ума.
Бесконечно вскакиваю с кровати, хожу по комнате, опять ложусь, снова вскакиваю. В таком же состоянии и другие. Вначале несколько часов мы молчали. А потом вопросы, вопросы. Почему? За что? Как могло случиться, что из двухсот солдат в живых осталось только шесть? Что за пропорция? Подсчитали, что из нашего состава осталось только три процента. Ужас! Дикая арифметика! Почему не развили наш успех, когда мы взяли высоту, и нас оставалось еще много? Ведь командир роты так просил об этом.
Возникла страшная мысль: нас послали не для взятия высоты. Она по всему просто никому не нужна была. Нас послали просто на уничтожение!
Вспомнил слова офицера СМЕРШа: «Нужно было пустить себе пулю в лоб...». Вспомнил его ехидную улыбку. Да, он знал все...
И вправду, стоило ли так страдать, столько испытать страха и мучений, чтобы потом по чьей-то воле быть перемолотыми в этой мясорубке?
Такие видения, мысли и вопросы мучили несколько дней. Все эти дни и ночи мы не спали, не могли есть, хотя еду нам приносили по несколько раз в день.
Старшина Красников и незнакомые офицеры приходили и успокаивали нас. Говорили, что все уже позади. Но ужас пережитого не оставлял. И «подлечило» нас только время. Ведь не зря говорят: «Время лечит...»
«ВИНА» СМЫТА. НАГРАЖДЕН
ОРДЕНОМ «СЛАВЫ» III СТ.
ЗАЧИСЛЕН В ПОСТОЯННЫЙ
СОСТАВ РОТЫ
Прошли дни. Жизнь продолжалась. Меня вызвал к себе старшина Красников и передал предложение командира остаться в роте на условиях постоянной службы в качестве экспедитора. Что такое «постоянная» служба и «экспедитор» - понятия не имел. Но других предложений не было, и я согласился.
Тогда же старшина объяснил мне, что больше я не должен буду «идти в атаку» (его слова), то есть не буду непосредственно на передовой. «Но, - сказал он, - на войне, как на войне. Все может быть...». И действительно было...