Положили в коробку партийные и комсомольские документы. В это время сержант Михаил Шатохин, который служил вместе со мной в роте связи, обратился ко мне со словами: «Арон, а ты ведь еврей. Тебя в плену обязательно расстреляют. Ты должен спрятать и свою красноармейскую книжку».
...Перед глазами повешенная немцами еврейская девушка...
Я согласился. И моя красноармейская книжка (единственный документ, подтверждающий мою личность) вместе с комсомольским билетом легла в ту же банку из-под монпансье...
Через несколько минут Михаил подошел ко мне, обнял и произнес: «Не унывай, Арон! Мы тебя не выдадим. А называть тебя будем Андреем. Помнишь свою любимую песню «Эх, Андрюша!». Итак, ты Андрей! А в остальном - будем живы, не помрем!».
Итак, я стал «Андреем»... О своем будущем не думал. Да и кто тогда думал о нем?
НОВЫЙ ЭТАП МОЕЙ ОДИССЕИ
...Начался новый этап моей одиссеи. Снова нужно было думать о еде, о ночлеге. А вокруг немцы. Появилось новое, неведомое раннее чувство - постоянный страх. И это чувство охватило не только меня, но и других ребят нашей небольшой группы. Куда идти? Об этом думали все. Где спать? Это так же беспокоило нас. Где добыть еду? Вокруг нас леса и где-то есть деревни, небольшие населенные пункты, там есть люди. Но там могут быть и немцы.
Помню, бродя по лесу, мы невдалеке увидели деревню. Остановились. Стали размышлять, идти туда или не идти? Как узнать, нет ли там немцев? Кто-то предложил залезть на дерево у опушки леса и внимательно проследить, нет ли там немцев. Кто-то осуществил это предложение. Он долго сидел на дереве, а потом, сползая, сообщил: «Там немцев нет». Выделили группу из трех человек. В этой группе оказался и я. Мы пошли за продуктами. Остальные остались в лесу.
Медленно, осторожно пригнувшись, продвигаемся к деревне (позже узнал, что ее название - Литвиново). Вот мы у крайней избы. Залегли. Прислушиваемся, присматриваемся. Через пару минут решили зайти в избу, так как ничего подозрительного не заметили. Навстречу выбежала собака. Начала лаять. Вышла женщина. Спросила, кто мы и что нам надо? На вопрос, есть ли в деревне немцы, ответила отрицательно. Осмелев, сказали ей, что мы красноармейцы и нам нужна еда. Спросили, нет ли у нее картошки, хлеба для нас и наших товарищей. Она пригласила в дом. А сама взяла мешок и полезла в подвал. Туда же спустился и один из нас, чтобы помочь женщине.
Я обратил внимание, что на стенах комнаты, в которой мы стояли, много фотографий. Разглядывая их, увидел фотографию очень знакомой девушки. Сомнений не было - это Наташа Горбачева, девушка моего самого близкого друга, товарища всей моей военной службы (я уже вспоминал его) Григория Замуэльсона. Мы познакомились с ним в клубе завода «Каучук» (Фрунзенского района города Москвы) во время призыва в армию - 27 октября 1939 года. Судьба соединила нас. И мы вместе были в полковой школе в городе Славянске (УССР), а потом в одной роте связи 117-го стрелкового полка 23-й стрелковой дивизии.
Два еврейских мальчика - Григорий и Арон - на почти сотню человек многонациональной роты. Григорий был немного старше меня. До призыва он познакомился с прекрасной девушкой по имени Наташа Горбачева. Они полюбили друг друга, собирались вступить в брак. Но Родина распорядилась по-другому. Наташа писала Григорию очень часто теплые, ласковые письма, каждая строчка которых была о чувствах, любви, о надежде, о будущих встречах и о будущей жизни.
Часто присылала ему свои фотографии, с добрыми, ласковыми обращениями. На обороте этой написано: «Моему любимому мальчику. Москва. 5/V/40 г.». Григорий всегда делился со мной всем (как и я с ним), рассказывал о своих чувствах к Наташе, мы вместе читали ее письма. И вместе писали ей ответные послания. Использовали стихи о любви, их я тогда знал на память очень много. Когда хозяйка поднялась из подвала, я спросил, откуда у нее эта фотокарточка? Она ответила, что когда хоронили «солдатиков» (ее слово) в соседнем лесу, недалеко от деревни, в кармане убитого нашла эту фотографию. Так я узнал о гибели Григория и о месте его захоронения. С разрешения хозяйки забрал фотографию и сохранил ее.
Позже, уже спустя много лет после окончания войны (где-то в 1968-69 гг.), я разыскал сестру Григория и встретился с ней. Рассказал все, что знал о Грише. Предложил взять фотографию Наташи. Но сестра Григория категорически отказалась брать фото.
Она заявила, что во время войны Наташа причинила им много горя. И поэтому даже это имя ей неприятно. Поэтому фотография осталась у меня, и я храню ее до сих пор.
...Но вернемся к событиям тех далеких дней. Хозяйка дала нам полмешка картошки, хлеб и даже несколько яблок, вкус и аромат которых мы уже забыли. Картошку мы испекли в лесу и утолили голод. Так потом поступали неоднократно. Сергей, так звали того солдата, который в первый наш поход за едой помогал хозяйке, позже перешел к ней жить. А мы соорудили в лесу шалаш и находились в нем. Сережа часто навещал нас, приносил еду, в основном картошку и хлеб. Но теперь картошка всегда была теплая. Иногда нам удавалось есть и щи, которые Сережа приносил в наших котелках. Несколько раз он приносил нам даже водку... Он же и рассказал, что мы находимся в Псковской области и что немцы в этой деревне еще не были.