Мы остановились в лесочке, и я сказал:
— Пока светло, никуда не поедем. Если нас поймают — это будет большая беда не только для меня, но и для тебя тоже.
Я так напугал бедного парня, что он сидел ни жив ни мертв.
Мы дождались темноты. Я опасался, что если он расскажет, что я вернулся в Махачкалу, за мной организуют погоню. Как-то мне удалось убедить его, что ситуация под моим контролем и лучше ему никому ничего не говорить.
— Я сразу понял, кто ты такой, — сказал он, уважительно глядя на мой давний шрам от автокатастрофы, покрасневший от бритья на холоде. — У тебя еще не зажили ранения.
— Я не буду брать на себя лишний риск, я достаточно рисковал в своей жизни. Разворачиваемся и едем в Махачкалу, — сказал я ему.
Мы заехали в ресторанчик. Он перекусил, выпил бутылку пива, и мы поехали в направлении Махачкалы. Загранпаспорт без печати я выкинул, у меня остался только внутренний паспорт, но и его я боялся предъявлять: было очень заметно, что фотография подделана.
На первом же посту ГАИ машину тормознули. Проводник ушел. Его не было пятнадцать минут, полчаса, час… Меня не покидало ощущение, что сзади, в считанных километрах от нас, сопровождавшие меня дагестанцы ждут сообщения о том, что переход состоялся, и если проводник не приедет вовремя — могут начать поиски.
Его не было больше часа. Потом выяснилось, что менты унюхали запах пива.
Наконец он вышел, остановил попутку, посадил меня. В машине сидело четверо дагестанцев — пьяноватых и веселых. Они стали спрашивать, кто я такой. Я сказал, что коммерсант, вожу из Азербайджана турецкие дрожжи и теперь приехал из Москвы передать документы на товар водителю грузовика.
Мы миновали пять постов ГАИ. Каждый раз машину останавливали, проверяли документы. Компания была веселая, к милиции относилась агрессивно. К счастью, у меня ни разу не спросили документов, так что до Махачкалы я доехал совершенно спокойно.
Арест
Я попросил таксиста отвезти меня в самую дешевую гостиницу в городе. Я спокойно устроился в гостиницу «Дагестан» — мой паспорт не вызвал у дежурной никакого интереса. Я посидел в номере, почитал книги и решил выйти на улицу поесть.
Прямо напротив гостиницы было маленькое кафе. Как потом выяснилось, напротив «Дагестана» была другая гостиница, полностью заселенная сотрудниками МВД, и как раз в этом кафе проводили время милиционеры, жившие в гостинице.
Первое, что я услышал, зайдя в кафе, — это сообщение по радио о том, что Мадлен Олбрайт на встрече с Путиным потребовала, чтобы власти решили «проблему Бабицкого».
Я сделал заказ, и тут из-за соседнего стола поднялся милиционер и направился ко мне:
— Ваши документы!
Я дал ему паспорт на имя Мусаева. Он посмотрел паспорт, потом взглянул на меня:
— Но вы же Бабицкий?
— Да. Только, прошу вас, давайте не поднимать шума. Отойдем куда-нибудь, и я все объясню.
Меня отвели в кабинет директора ресторана. Тот тут же заулыбался, стал жать руку. Задержавший меня парень ушел и через час вернулся на министерском джипе. Оказывается, министр внутренних дел Дагестана выделил ему собственную машину, чтобы доставить меня в министерство.
Меня сразу провели к министру Адельгирию Магомедтагирову. Появились корреспонденты местного телевидения. Министр вызвал трех милиционеров, которые меня задержали, и торжественно перед телекамерой вручил им денежные призы за спасение моей жизни.
Атмосфера была очень доброжелательной, меня встретили как героя. Пресс-секретарь МВД Дагестана Абдул Мусаев, мой давний знакомый, пригласил меня в свой кабинет.
Тут начались странности. Я попросил дать мне возможность позвонить в Москву. Мусаев отправился к министру, вернулся и попросил подождать. Потом выяснилось, что по указанию из Москвы запретили показывать пленку, снятую местным телевидением.
Пришел заместитель министра, попросил меня рассказать, что произошло. Я начал рассказывать — и вскоре почувствовал, что наш разговор превращается в элементарный допрос.
— Если хотите меня допрашивать, вызывайте адвоката. Я все расскажу в его присутствии.
К тому времени я уже знал, что у меня есть адвокаты — Генри Резник и Александр Зозуля.
С первых же минут в Дагестане главным предметом моей тревоги было заявление, которое я подписал в Автурах, о том, что если я разглашу тайну удерживавшей меня организации — мои родные будут физически уничтожены. В тот момент я воспринимал это как реальную угрозу. О том, что моим родственникам угрожает опасность, я сказал и министру. Я еще больше испугался, когда узнал, что в Махачкалу прилетела Люда. Но было ясно, что в МВД никто мои слова всерьез не принимает; это меня испугало еще больше.