Так я познакомился с прекрасным человеком. Очень добрым. Рискованным. Он всегда готов был помочь. И помогал нашему брату, чем только мог. В тот день, вернее вечер, он меня никуда не отпустил. Оставил ночевать. А утром он куда-то ушел. Затем вернулся, велел мне одеться и повел на противоположный край деревни к моей будущей спасительнице - Евдокии Ивановне Пахомовой. Это была добрая женщина, мать семерых детей. Жила без мужа. Его призвали в армию сразу же после начала войны. Получила от него пару писем и больше ничего не знает. Обычная по тем временам история.
Семья была большая. Дети от двух до девяти лет. Подвижные, веселые. Всегда голодные. У Евдокии Ивановны было большое хозяйство: корова, лошадь, куры, свинья. Хороший и всегда теплый хлев, где хозяйка и устроила мне спальное место. Она тут же попросила меня помочь ей по хозяйству. Рассказала, чем кормить скот, где находится корм, сколько давать. Как и чем убирать навоз, куда складывать. И так как у меня уже был небольшой опыт, я, засучив рукава, принялся за дело.
Через некоторое время я сообщил хозяйке, что все сделал. Она вошла в хлев, проверила работу и пригласила в дом завтракать.
Так я стал жителем деревни Пахомово. Постоянно в труде, но зато всегда в тепле и накормлен. Здесь пригодились и мои портняжные, а также сапожные навыки. Я ходил из дома в дом, чинил обувь, подшивал валенки, шил фуражки и делал многое другое, о чем раньше не имел даже представления. За работу никогда денег не брал. Только ел и ночевал у этих людей.
С наступлением весны включился во все виды сельхозработ. На удивление - все получалось. В работе забывал о своем положении и даже об опасности.
Но иногда жизнь серьезно напоминала мне об этом.
Помню, как-то находился в доме семьи Сафроновых. Помогал старичкам, у них же и ночевал. Вдруг ночью староста Андрей стучит к ним и предупреждает, что в деревне немцы. Я быстро поднялся, оделся. Старики указали место, где у них находился подпол. Я отодвинул доски и залез в яму. Они положили доски на место. Поставили кухонный стол. Я долго лежал в ожидании. Потом в дверь постучали. Вошли немцы. Слышу их громкую речь и стук тяжелых сапог. Они потребовали водку и ушли. И старики, и я потом долго приходили в себя.
Однажды зимой зашел к Андрею. Не помню уж зачем. Сидим, разговариваем. Жена Андрея толчет в высокой деревянной ступе поджаренное льняное семя. (В этих краях растительное масло изготавливали из семян льна. Его поджаривали, разминали в ступе, а потом в мешочках помещали под пресс, откуда вытекало пахучее, красивое по цвету масло). Вдруг перед окнами дома старосты остановилась машина с немцами. Того мгновения, которое нужно было им, чтобы войти в избу, хватило мне для того, чтобы я сбросил с себя тулуп, оттолкнул хозяйку, выхватил у нее пест и начал быстро, даже неистово толочь семя льна. Зашли немцы. Андрей выслушал их требования, вышел из дома и пошел по деревне собирать для них яйца. Пронесло. (Ну, как не вспомнить старосту Андрея добрым словом!..)
Был и такой, более страшный случай. Зима. Уже несколько дней я нахожусь в доме у соседа Евдокии Ивановны (имя его не помню). Ремонтировал обувь. Вдруг в избу входят несколько немцев вместе со старостой. Андрей побледнел, увидев меня. Своего лица я естественно, не видел. Староста объяснил хозяину, что у него на постой останутся четыре немца. На какое время - неизвестно. Нужно разместить их. Андрей с немцем-командиром вышли, четверо немецких солдат остались. Они расселись, где хотели, в большой комнате, болтали на своем языке, смеялись.
Меня словно приковало к стулу, на котором я сидел, когда они вошли. Склонившись над столиком, на котором лежали мои инструменты, я продолжал подшивать валенок. Стежки ложились медленно, я боялся сделать лишний вдох.
Но, к счастью, немецкие солдаты оказались уже далеко немолодыми людьми, совсем недавно призванными в армию. На фронте еще не были. Они все время говорили о своих близких, которые остались без кормильцев. Я немного знал немецкий язык (учил в школе). Эти знания помогли пообщаться с пришельцами, рассказать им мою легенду. Наверное, поверили или не поняли, но вопросов не задавали. Интересовались Ленинградом. Я там никогда не был. Но читал. Знал немного о его достопримечательностях. К моему счастью никто из наших «гостей» в Ленинграде не был. Поэтому мои небылицы были приняты. О войне не говорили. Они все время рассказывали о своих детях, женах, показывали фотографии. Но беседы эти были только по вечерам. Днем их куда-то увозили. Я не спрашивал. А они не говорили. Я оставался в доме, ибо мне не куда было уходить. За окном было минус 25-30 градусов. Боялся даже выходить в туалет. Делал это до возвращения наших постояльцев.