Накормила. Разрешила приходить ночевать. А днем боится, чтобы я был у нее, хотя есть семьи, у которых живут солдаты.
Выслушав это, я ушел в лес. Возвратился в дом Липы только с наступлением темноты. Другого выхода не было. Иначе грозила смерть от холода и голода. Так было недолго. В лесу все чаще и чаще встречал переодетых солдат-окруженцев. Они рассказывали, что Красная Армия где-то недалеко. Что немцы бегут и, отступая, сжигают избы жителей деревень.
НАСТУПЛЕНИЕ КРАСНОЙ АРМИИ. ОСВОБОЖДЕНИЕ. ФИЛЬТРАЦИОННЫЙ ЛАГЕРЬ
Это был февраль или март 1944 года - третья зима моей бродячей жизни после начала войны. Хорошо помню, какие радостные чувства, мысли возникали от каждой весточки о наступлении Красной Армии. Эти вести подтверждала все более отчетливо доходящая до нас артиллерийская канонада. Однажды днем мы сначала увидели, а потом и услышали сильное волнение в деревне Литвиново. Люди бегали, кричали, звали на помощь. В этой суматохе мы четко увидели немцев, которые бегали от избы к избе и пытались их поджечь.
Нас в лесу было человек пять-шесть. Не сговариваясь, бросились к землянке, где хранились заранее почищенные и заряженные карабины. Схватили и, выскочив на опушку леса, стали стрелять по немцам.
Услышав наши выстрелы, немцы бросили свою затею и пустились бежать подальше от леса и от деревни. Жители Литвиново смогли быстро погасить еще небольшие очаги огня и сохранить свое жилье.
Прошло еще несколько дней, и в деревне появились красноармейцы. Мы вышли из леса, встретились с солдатами. Ничего хорошего эти встречи не предвещали. Узнав, что мы «окруженцы», некоторые из солдат пытались в нас стрелять. Но вмешались офицеры и объяснили нам, что нужно идти в военкоматы. Ближайший из них был в городе Локня. Я тотчас же отправился туда. Предварительно те же офицеры забрали у нас оружие.
Когда пришел в Локню и нашел здание военкомата, увидел много таких же солдат-окруженцев. Подошла моя очередь, вошел в комнату. Мне показали, к какому столу подойти. Очень симпатичная девушка-лейтенант спросила у меня документы. Ответил, что никаких документов у меня нет. Не поднимая головы, лейтенант спросила фамилию, имя, отчество.
- Портянский Арон, - ответил я.
- Ты еврей? - последовал вопрос.
Услышав положительный ответ, удивленно спросила:
- Как же ты остался жив?
Ответить я не мог. Горло сдавил тяжелый обруч. В глазах слезы. Услышал громкую команду: «Сядь!». Я сел на указанный стул. Она стала принимать следующего. После этого обратилась ко мне: «Отчество, год и дата рождения?». Я ответил на этот и другие вопросы: где служил, где был, когда началась война, где попал в окружение и т.д.
Затем вместе с другими встал в строй. Нас уже было очень много, а к военкомату подходили все новые и новые окруженцы.
Потом последовала команда: «Шагом марш!». Пройдя несколько километров, нас остановили у длинного двухэтажного здания. Велели зайти в него. Мы оказались в большом пустом помещении. Приказали разместиться на полу, благо в помещении было тепло. Как позже узнали, это был фильтрационный лагерь, где каждый из нас подлежал проверке. Проверка длилась несколько месяцев. Нас кормили. Строем выходили на прогулку вокруг здания в сопровождении конвоиров.
Как-то утром нас выстроили во дворе лагеря в одну шеренгу. Какой-то молодой офицер подходил к каждому из стоящих и спрашивал воинское звание. Когда подошел ко мне, я ответил:
- Старший сержант.
- Врешь, - заорал лейтенант. - Ты офицер! - и влепил мне пощечину (вторую в жизни...)
За время нахождения в лагере меня вызвали на допрос только один раз. Тоже молодой лейтенант (но другой) предложил мне подробно описать мои данные: имя, отчество, фамилию, месяц, год и место рождения, дату и место призыва в армию, наименование воинских частей, в которых проходил службу и место их расположения. Лейтенанта интересовала также и вся моя родословная: имена родителей, дедушек, бабушек, братьев, сестер, места их проживания и занятия; где был в начале войны, где и как попал в окружение, сколько времени и где находился на оккупированной территории. Все написанное мною он достаточно внимательно прочел и затем сказал: «И все равно, ты должен был последнюю пулю пустить себе в лоб...».
На мое замечание: «Зачем, ведь война еще не кончилась, и я смогу еще воевать», - он лишь ехидно улыбнулся. Тогда я не понял смысл его улыбки. Позже, вспоминая это, я убедился: он заранее знал мою будущую судьбу. Знал, что мне предстоит стать одним из тех смертников, для которых уже действуют штрафные роты и батальоны. Я же о существовании этих мясорубок тогда еще ничего не знал. В конце беседы я попросил, чтобы в моих документах, которые я должен буду получить, было записано имя, данное мне моими родителями, - Арон. В ответ услышал: «Нет, ты находился на оккупированной немцами территории, и мы будем тебя проверять всю твою жизнь. Поэтому быть тебе впредь только Андреем».