Вместе с другими солдатами выносим тело нашего генерала и у какого-то неизвестного мне населенного пункта хороним его. А потом, уже в хаосе, совсем не «повзводно» движемся на восток.
Снова ночь. Перед нами какая-то быстрая река (кажется, Неман). Кем-то организована переправа: поперек реки натянут трос. Нужно раздеться. Вещи и карабин держать в одной руке (а у нас - связистов - еще и телефоны, и катушки с кабелем), другой - держаться за трос и идти в воду. Выпив порцию щедро налитого в котелок спирта, вместе с другими «храбро» шагнул в холодную воду. Под ногами большие скользкие камни. Быстрое течение сбивает с ног. Крепко держусь левой рукой за трос, в правой - одежда, карабин, телефон. Остановиться нельзя, ибо сзади торопят другие. Вдруг, уже знакомый рев немецких самолетов. Рев приближается, самолеты уже над нами, и слышится свист бомб. Держусь за трос и гнусь к воде.
Падаю, теряю карабин, телефон и что-то из одежды. Взрывы, взрывы. Вода кипит, опять крики раненых солдат. Самолеты улетают, и, не помню как, оказываюсь на противоположном берегу. Но, увы, вода унесла мои карабин, телефон и брюки. В правой руке только одна гимнастерка. Бегаю без брюк между солдатами и спрашиваю, нет ли у кого-нибудь лишних брюк. Только к утру кто-то поделился своими запасами.
А потом началось необъяснимое...
Разрозненные, никем не руководимые части не только 23-й дивизии, но и всей 11-й Армии, сами, как могли, начали хаотическое бегство на восток. К такому выводу я пришел не потому, что нам кто-то об этом сказал. Увы, я был лишь солдат, которому никогда и ничего не говорили (тем более, правду...).
Но если рядом со мной по лесам и болотам бежали такие же солдаты других дивизий, но той же 11-й Армии, нетрудно было догадаться, что это было настоящее бегство целой армии.
Что происходило в других местах, с другими частями Красной Армии, мы не знали. Но мы бежали. Другое слово просто не подходит. Бежали, не зная, куда и зачем. Испуганные, растерянные, некормленые, усталые мы двигались на восток. Мы не знали, где мы, как называются эти места. Мы не знали, куда ведут эти лесные тропинки, и что нас ждет. Когда какая-то бегущая впереди группа солдат, устав, бросалась на землю, все делали то же. Вначале нам никто не мешал «передохнуть». А в последующие дни над нами появлялся самолет-разведчик («рама» - с двумя фюзеляжами). Тут же немецкая артиллерия начинала забрасывать нас снарядами. Мы быстро поднимались, наспех обувались, заматывая измученные ноги «непослушными» обмотками, и снова бегом вперед...
Иногда, на коротких привалах невольно кто-то спрашивал, где наши самолеты, танки, что происходит с нами. И, если это слышали командиры, нередко спрашивающего расстреливали, обвинив в паникерстве.
Так длилось много дней и недель. Память не сохранила их количество, никто их не считал (да, и до этого ли было!). Нас никто не вел, никто не руководил движением этой массы. Никто ничего не объяснял, не успокаивал. Мы были брошены на произвол судьбы. И брели на восток. Вместе с нами бежало и время, и никто не знал, какое сегодня число и даже какой месяц...
На нашем пути неоднократно оказывались немецкие, по-видимому, небольшие заслоны. Пишу «небольшие» потому, что бегущая солдатская толпа, на минутку остановившись и сообразив, что мы опять окружены, «легко» справлялась с заслоном. Мгновенно начинали стрелять все (даже те, кто не видел противника). Впереди раздавались взрывы гранат. Когда путь наш был свободен, мы снова бежали вперед.
Увы, я не могу перечислить названия мест, где были организованы эти заслоны. Но их было много. И каждый раз мы прорывали их ценой жизни наших солдат.
Мы еще не чувствовали, что нас стало меньше. Но все чаще я видел, что исчезали одноротники и однополчане. Все чаще рядом оказывались совершенно незнакомые красноармейцы.
Исчез Гриша Замуэльсон, с которым я познакомился во время призыва в армию. Все прошедшие почти два года мы были вместе. Были друзьями. Делились всеми своими радостями и бедами. Позже, при совершенно случайных обстоятельствах, я узнал, что он погиб...
Мимо нашего внимания не прошло и исчезновение с гимнастерок наших командиров опознавательных знаков. Затем мы увидели, что многие из них одеты в гражданскую одежду.
Нас уже давно никто не кормил. Когда на нашем пути, на опушке леса оказывалась какая-то избушка, мы буквально набрасывались на нее и забирали все, что можно было есть и пить. Часто хозяева не возражали и даже сами доставали еду и отдавали ее нам. Но случалось и другое... И тогда: несколько выстрелов в потолок - и еда наша!..
А если нам «везло», и на нашем пути оказывался крохотный магазин, мы набивали карманы и ранцы всем, что попадалось. Мешок муки - и все в муке. А потом, бредя, непрерывно жевали эту муку. Слюны не хватало, чтобы ее смочить, она застревала в горле. Но какая была вкусная!