Бежать? Конечно, можно без большого труда. Забирайся в товарный вагон и катись за городские пределы, но никто об этом и не думал. Нас ведь предупредили… Все помнили слова дяди Кости Московского: солидарность – прежде всего. Вагоны, предназначенные для лагеря, быстро разгружались, и мы, прихватив обжигающе горячую картошку, поспешили в лагерь, чтобы успеть еще и пообедать.
Барак нас встретил шумно – ведь мы несли пищу. Сложив картошку в общую кучу на дележку, мы взяли свои консервные банки и пошли получать у коменданта нашу порцию баланды.
Что это было? Сваренная ботва от турнепса. Мне досталась ботвинья сантиметров в сорок. В банке она разместилась винтообразно и была залита горячей жидкостью. Я немного насытился картошкой, но и ботву просто сожрал, жадно запив жидкостью. Да-а-а, размышляли мы с Николаем после такого обеда, если водить на работу нас не будут, долго здесь протянуть невозможно.
И мы решили просить дядю Костю скорее направить нас в штрафную команду. Надо бежать.
Конечно, мы при этом взвешивали все «за» и «против», ведь тут худо-бедно было хоть что-то. За птичек из деревяшек мы имели почти каждый день буханку хлеба, да еще картошка, да еще баланда. Но очень хотелось на волю…
Ну а пока безрукий солдат девятнадцати лет водил нас, штрафников, на строительство железнодорожной ветки к частной мельнице. Я попал в эту команду в порядке очереди, и как раз тогда произошел случай, о котором я хочу рассказать. Мы пришли на место, солдат слез с велосипеда и сказал: «Все работают, а один человек пусть идёт воровать картошку у „бауэра“, один человек разжигает костер и варит её, а я поехал к фрау». Сел на велосипед и был таков.
Один из наших пошёл с мешком за картошкой, вскоре накопал и принес ее, но хозяин картофельного поля заметил его и проследил, куда это он тащит свой мешок. Дождавшись нашего конвойного, он потребовал, чтобы тот наказал вора. То ли солдат был пьян, то ли ненавидел тыловиков, но, вместо того чтобы для маскировки отругать ворюгу и пообещать ему карцер, он вдруг накинулся на «бауэра» и стал кричать: «Ты видишь, какие они (т. е. мы) худые и измождённые, ты видишь, что я руку на фронте потерял, а ты сидишь здесь, в тылу, и тебе жаль мешка картошки для этих бедолаг. Уйди, или я тебя изобью!»
Фермер повернулся и ушёл. А часа через два подъехала легковая машина, из неё вышел фермер и важный человек в штатском. Сделав несколько шагов в нашу сторону, он поманил пальцем солдата. Тот, прихрамывая, вразвалочку подошёл к нему, но после нескольких слов штатского вдруг вытянул руки по швам и, заикаясь, начал твердить, что он инвалид, у него больная мать, и он просит простить его, а русского он непременно накажет. По лицу его текли слезы.
Солдата судили, дали ему 2,5 года с отсидкой после войны, и больше он за ворота лагеря с пленными не ходил.
И ещё один эпизод из жизни штрафников. Под вечер была поделена картошка, принесённая очередной командой, мы уже перевязывали рукава, штаны и затягивали воротники, чтобы блохи не проникли внутрь, а могли бы «грызть» только наши руки, ступни и лицо. И в это время отворяется наружная дверь и в барак входят два шикарно одетых «джентльмена». Шляпы, галстуки, белые сорочки, габардиновые пальто и ботинки на каучуке приковали внимание изъеденных блохами обитателей барака.
– Здорово, ребята, – сказали пришельцы.
– ?
– Ну что молчите? Здорово, говорим…
Опять гробовое молчание. В голове бегут мысли: кто они? Власовцы? Вербовщики… Одно ясно – русские. Но какие?
– Чего испугались, не власовцы мы, – словно читая наши мысли, сказал один из пришельцев. – Такие же, как и вы, только нам немного повезло – мы пожили на воле.
Это уже был другой разговор, и главное, их можно было расспрашивать, не говоря ни слова о себе. Их окружили, и начался рассказ. Вышел послушать и дядя Костя.
Бежали они из Германии и направились не на восток, как мы, а на запад, ибо слышали, что на западе помогают беглецам. Действительно, в Бельгии их встретили хорошо, и в этой стране они пробыли полгода, два месяца даже прожили у какого-то крупного торговца в самом Брюсселе. Обещали их передать партизанам, но не повезло – попались без документов в облаве. Торговца они не выдали, признались, что русские – беглые военнопленные. Теперь они вместе с нами будут блох кормить.
Их рассказ сильно повлиял на мою дальнейшую судьбу. Поразмыслили мы с Николаем и поняли, что ошиблись, избрав в последний побег путь на восток – и далеко, и опасно. Запад рядом, до голландской границы километров восемьдесят, а там, оказывается, много людей, которые смогут нас поддержать и даже направить к партизанам. Решили мы бежать в Швейцарию, только при этом идти не прямо на юг, а на запад, в Голландию. Дальше сделать крюк – поворот на юг, через Бельгию дойти до Франции, а там взять курс на Швейцарию. Рассматривали мы еще испанский вариант, но он отпал – в Испании у власти фашисты…