Мама родила ее рано, в неполные восемнадцать лет. Это был головокружительный роман с заезжим иностранцем, по которому юная Акико Нана сходила с ума. До сих пор она с ностальгией вспоминала его, вздыхала, когда рассказывала о своей первой любви.
Первой любви полагается быть несчастной. Иностранец бросил ее, как только узнал, что девушка беременна. А через два месяца пришло извещение, что он погиб, разбившись на машине в состоянии алкогольного опьянения. Так Нана осталась одна.
Сколько себя помнила Тсунаеши, мама практически не появлялась дома, все время пропадая в больнице, где работала медсестрой. Женщина брала дополнительные смены, ночные дежурства, пока дочь на практике, подставив стул к плите, изучала сложнейшее искусство приготовления яичницы. Благодаря лекциям матери по технике безопасности, она ничего не спалила, но первая ее яичница подозрительно хрустела, вторая - хлюпала. На втором "убитом" десятке яиц блюдо достигло своего идеала, и Тсунаеши усложнила себе задачу - приготовить яичницу с помидорами. Мама хвалила ее, радовалась, что дочка растет самостоятельной. И потихоньку учила готовить более сложные блюда, правильно нарезать овощи и зажигать плиту без последствий для самой плиты.
К пяти годам еда Тсунаеши официально перешла из разряда "чтобы не умереть с голоду" в разряд "ничего так, съедобно".
- Тсу-чан, - Нана серьезно посмотрела на дочь, - сегодня к нам в гости придет человек... очень важный для меня человек. Постарайся с ним подружиться.
- Хорошо, мама, - кивнула девочка.
- Моя умничка, - женщина растрепала еще больше волосы дочери и поспешила домой.
У них намечался торжественный ужин.
По гостю матери можно было сверять часы: он пришел ровно в семь вечера. Стук в дверь, Нана пошла открывать, а Тсуна с любопытством выглянула из-за ее спины.
На пороге стоял блондин в деловом костюме и с букетом чайных роз в руках. Он галантно поцеловал женщине руку и передал цветы вместе с бутылкой вина.
- Тсу-чан, - Нана повернулась к остренькой мордашке дочери, - познакомься, это - Савада Емитсу, мой друг.
- Приятно познакомиться, - Тсунаеши поклонилась.
- Мне тоже, - а вот Емитсу протянул крепкую руку, которую девочка с удовольствием пожала.
Они все вместе сидели за столом, лакомились чудесными блюдами Наны. Что и говорить, никто в Намимори не готовил лучше Акико Наны. Это признавали все: от едких соседок до коллег в больнице.
Мать весело рассказывала о чем-то и вся буквально светилась от счастья, когда Емитсу в ответ смеялся глубоким, перекатывающимся смехом. Он был обаятельным, рассказывал о своей работе на шахте, о смешных случаях и забавных коллегах, с которыми происходило что-то необычное. Вино все больше раскрепощало их, на щеках матери выступил румянец, глаза Емитсу заблестели в неярком свете лампы. И Тсунаеши ощущала себя третьей лишней, терпеливо дожидаясь, когда же можно будет допить сок и уйти в свою комнату.
Все, что было нужно, она уже узнала.
Нане Емитсу мог говорить, что угодно. При всей своей любви к матери, Тсунаеши иногда казалось, что женщина живет в каком-то своем, выдуманном, мире. И не заметит конца света, если тот не затронет ее дома и парочки близлежащих продуктовых магазинов. В некоторых вещах она до сих пор, несмотря ни на что, оставалась поразительно наивна и слепа. Тсунаеши тоже могла бы стать такой, если бы не вовремя проснувшаяся память прошлой жизни.
Она оценила выбор костюма и вина Емитсу - не просто дорогой, а редкий сорт, стоивший достаточно больших денег. Не у каждого шахтера найдется столько. Еще отметила осанку и маникюр, который никогда бы не стал делать простой рабочий, каким себя называл мужчина. Конечно, можно сказать, что он преувеличивает или преуменьшает, и работает, например, в офисе при шахте, но... особое положение пальцев, привыкших снимать предохранитель у пистолета, приподнявшийся рукав, что обнажил шрам от давнего ожога пламенем. Такой не заработаешь у плиты или на шахте, он змеей обвивал мощное запястье мужчины.
Тсуна видела за свою жизнь немало мафиози. Тех, кто встал во главе семьи недавно и еще толком не умел вести себя и скрывать свою принадлежность к преступному миру. И тех, у кого мафия текла в крови, за плечами которых стояли поколения не просто преступной деятельности, а жизни в клане, в огромной семье.
Емитсу, судя по всему, относился к последним.
Костюм из дорогой ткани, почти незаметный крой, сидит, как влитой. Итальянский модельер. Такие нельзя купить в Японии, только сделать на заказ в Италии. И носить его мужчине было привычно, как дышать.
Что же понадобилось итальянскому мафиози от обычной японской девушки? Неужели все дело во внезапно вспыхнувшей любви? А может, в не совсем типичной внешности Наны и Тсуны? Растрепанные каштановые волосы и большие карие глаза. Девочка обладала восточной тонкостью черт, но не их... узостью. И вполне могла бы сойти за европейку с толикой примеси Востока.
Емитсу со смехом рассказал, как на улице его чуть не сбила машина, и он оказался в больнице, где за ним принялась ухаживать самая очаровательная медсестра на свете. Нана зарумянилась, когда он поцеловал ей тонкие пальцы, не сводя пронизывающего взгляда серых глаз. Ей мужчина определенно нравился.
И Тсуна решила подождать. Все равно, если мафиози решил завоевать Нану, она не сможет помешать, только вызовет лишние подозрения.
Но для себя сделала вывод, что нужно как можно скорее возвращаться к прежней профессии. Хотя бы для того, чтобы подстраховать мать.
- Мам, Емитсу-сан, я пойду спать, - девочка улыбнулась, соскочила со стула. - Спасибо, что пришли к нам, Емитсу-сан. Мы с мамой будем рады видеть вас в гостях. Всегда-всегда, - воспользовалась она детской непосредственностью. - Мне очень приятно было познакомиться с вами.
- Мне тоже, Тсунаеши-чан, - кивнул мужчина. О, а вот и последний признак.
Тсуна удовлетворенно кивнула про себя и направилась в свою комнату.
Высокий, широкоплечий блондин с немного грубоватыми чертами лица и большими, не восточными, серыми глазами, Емитсу определенно являлся иностранцем. Это Тсунаеши приняла за аксиому. Ей хотелось лишь определить наверняка "страну производства".
Язык итальянцев мягкий, переливчатый. А мужчины Японии говорят грубо, отрывисто, как отрезают. Взмах катаны - вот какие их слова. Емитсу мог учить японский с самого детства, это мог быть его второй родной, но мужчине не удалось до конца избавиться от итальянской мягкости, которая то и дело проскальзывала в определенных словах. Нана подобного не замечала, а вот Тсунаеши, которую в свое время Мадам дрессировала весьма жестко....
Проводила ее бывшая наставница такой урок: собрала много мужчин в одну комнату, велела, чтобы все они говорили на одном языке. И заставила своих подопечных за короткий промежуток времени определить, из какой страны "гости". Подобный навык очень помогал при сборе информации и случайной встрече с враждебно настроенными "коллегами".