На следующий после презентации день они с Джиной листали газеты, наперебой провозглашающие Лоренте лучшим модельером Мексики. Дверь кабинета Даниэлы открылась, на пороге появился Алехандро. Увидев ее настороженный взгляд, он сразу заметил, что пришел один, без сына, и ей нечего бояться новых уговоров.
Джина повернулась к нему:
– Вы довольны вчерашним?
Алехандро прошелся по кабинету, стал за стулом Джины, и, глядя прямо в глаза Даниэлы, сказал:
– Не доволен. Вчера вечером вернулась моя жена, умоляет простить ее, и я не знаю, что мне делать... Карлитос простил ее сразу, как только она вошла в дом.
Они не смогли договорить, – начались звонки, пошли люди, и разговор пришлось отодвинуть на вечер. То, что он будет иметь продолжение, Даниэла не сомневалась, хотя и не очень стремилась к нему.
Вечером Алехандро, проводив Даниэлу, не колеблясь принял ее предложение попить вместе кофе. Они расположились в гостиной.
– Ты знаешь, Даниэла, я целый день думал обо всем случившемся, и хочу сказать, что люблю тебя и хотел бы быть с тобой.
Даниэла покачала головой и мягко, стараясь не обидеть, сказала:
– Не надо заблуждаться, мы встретились с тобой, когда каждому из нас было очень тяжело. Но мы никогда не смогли бы быть вместе. У каждого из нас свой путь. Тебе надо дать жене шанс, – Даниэла вспомнила слова Моники, – у человека должна быть возможность не только совершать ошибки, но и исправлять их. Если ты простишь ее, то сделаешь счастливой и ее, и, самое главное, Карлитоса. Он-то свой выбор уже сделал.
Алехандро молча выслушал ее, не отрицая и не соглашаясь. Они посидели еще какое-то время в тишине, которую снова нарушил голос Алехандро:
– Ты возвращаешься к Хуану Антонио? Даниэла покачала головой.
– Вот уже несколько недель он не звонит, не появляется. Мне надо перестать думать о нем, а я не могу...
– Даниэла, не будь мазохисткой. Зачем мучить себя. Гордость, самолюбие, вот что получается главным в жизни. Но ведь это не так. Главное – любовь, а ты ведь любишь его! Почему сама не придешь и не скажешь ему об этом? А если все же ты передумаешь, я жду только твоего слова, – Алехандро с надеждой посмотрел на нее.
– Нет, Алехандро. Не стоит больше возвращаться к этому. Между нами все уже ясно – мы будем с тобой добрыми настоящими друзьями, если, конечно, ты не возражаешь.
С тяжелым вздохом Алехандро кивнул и попрощался.
Даниэла еще долго сидела в гостиной, погружавшейся в полумрак. Сидела и думала о Хуане Антонио.
"Где же он? Почему не звонит? Ведь он, наверняка, знает, что презентация состоялась", – эти вопросы задавала себе Даниэла вот уже несколько дней. Неужели права Джина, когда бранила ее за то, что она без конца ставит терпеливому мужу свои условия. "Если отец перестал приходить сюда, – говорила разумная Моника, – то только потому, что ты сама не хочешь его видеть". – Что ж, горькая правда, высказанная в глаза, больно колола сердце...
Утром она поделилась своими горькими мыслями с Джиной.
– Откуда твои сомнения? – спросила Джина. – Ведь Хуан Антонио не приходит к тебе лишь потому, что ты все время находила какой-нибудь повод, чтобы не видеться с ним. А теперь у тебя этих поводов нет? Скажи.
– Кажется, нет, – неуверенно призналась Даниэла У нее было желание позвонить в эти дни Сонии, но она так и не решилась сделать этого, боясь, словно девчонка, что трубку возьмет Хуан Антонио...
А он, конечно, был в курсе всех ее дел. Знал о большом успехе ее презентации. Оглушительный успех! Он радовался за нее. Мечтал увидеть ее.
Был уверен... и вдруг...
В один из вечеров раздался телефонный звонок, и испуганный голос Летисии позвал на помощь. Он сейчас же выехал.
– Как хорошо, что ты пришел. Мне так страшно! – она неловко сидела в низком кресле, вытянув длинные ноги. На лице было страдание.
– Ничего, ничего, все будет хорошо! – он приобнял ее. – Едем сейчас же в больницу. Я уже предупредил по телефону доктора Карранса. Вот так, осторожно, поднимайся... Он взял подготовленную сумку, подхватил ее под руку, помогая подняться. Летисия застонала: – Осторожней, осторожней...
– Успокойся, обопрись на мою руку. Вот так.
Лифт плавно спустился вниз. Поддерживаемая Хуаном Антонио, Летисия села в машину. Всю дорогу Летисия тихо постанывала, сетуя на свою женскую долю.
– Ну, почему рожать приходится нам, а не мужчинам?