- Моника, не веди себя так, будто тебе пять лет. Разве можно устраивать такое из-за того, что у тебя будет братик? - Хуан Антонио почувствовал, что в нем закипает гнев.
- Он мне не брат. Я его не люблю и не хочу, - ответила Моника.
- Мне уже надоело, Моника! Знаешь, если ты будешь себя так вести, мне ничего не останется, как отдать тебя в интернат, - вырвалось у Хуана Антонио неожиданно для него самого.
Даниэла встала между мужем и Моникой. Она хотела обнять девочку, но та забилась в истерике:
- Не прикасайся ко мне! Это все из-за тебя!
- Теперь Моника будет думать, что это я сказала тебе про интернат, - рассердилась на мужа Даниэла, когда они остались вдвоем.
Даниэла вернулась с работы специально пораньше, чтобы встретить Дору. Она провела ее на кухню и представила Марии.
- С сегодняшнего для Дора будет работать у нас. Она работала у меня довольно долго и… - Даниэла окинула взглядом сжавшуюся в комок Дору, - И я ей полностью доверяю.
Когда Даниэла вышла, Мария спросила у Доры:
- Ты, кажется, ждешь ребенка?
- Да. И, как вы уже догадались, у него нет отца. Ну, да все равно. Я смогу обойтись и без Марсело.
Услышав знакомое имя, Мария переменилась в лице. Воспоминания нахлынули на нее, и она рассказала Доре печальную историю своей жизни. К тому же Дора оказалась благодарной слушательницей.
- Очень вам сочувствую. Должно быть, тяжело потерять такого человека, как ваш муж.
Доре было жаль эту милую, немолодую женщину. Ей хотелось, чтобы Мария поняла, что она тоже страдала и может понять, насколько сложна жизнь. И она рассказала Марии о Марсело, ее возлюбленном, носящем такое же имя, как и сын Марии.
- У меня есть фотография, где мы сняты вместе. Вот она. Видите, он здесь улыбается и выглядит так, будто и мухи не обидит, - и Дора протянула фото Марии. - А на самом деле оказался такой мерзавец. Совсем без стыда и совести. Что с вами, Мария?
- Дора, этого не может быть. Это же мой сын, - сказала Мария и взглянула на нее с удивлением. - Значит, ребенок, которого ты ждешь…
- Ваш внук, - закончила Дора.
И обе женщины замолчали, пораженные этой новостью.
В школе Моника рассказала подругам о стычке с отцом.
- Какой ужас! Я же тебе говорила, - усмехнулась Летисия.
- Я не пойду в интернат, - решительно сказала Моника.
- Твой папа сказал это не всерьез, - пыталась вразумить ее Маргарита.
- Конечно, всерьез. Эта ведьма ему накапала. Она его настроила. Теперь ты видишь, что я права? - Летисия была очень довольна тем, что ее предсказания начали сбываться.
- Нет, ты сама виновата, - Маргарита покачала головой. - Ты все делаешь для того, чтобы тебя не любили.
Моника с обидой взглянула на подругу.
- Прекрасно. Значит, ты защищаешь эту ведьму, ее мачеху? - вкрадчивым голосом произнесла Летисия. - Можно подумать, что твоя подруга Даниэла, а не Моника.
- Летисия права, - сказала Моника. - Если ты моя подруга, то должна быть на моей стороне, а не защищать Даниэлу.
- Я защищаю справедливость, - Маргарита смотрела на подруг исподлобья.
- Просто ты не любишь Монику, - заявила Летисия.
- Нет, люблю. Именно потому что люблю, я и говорю, что ты поступаешь плохо. Но ты настаиваешь на своем… Лучше с тобой не разговаривать.
- Вот и хорошо, - обрадовалась Летисия. - Пусть не разговаривает. Она нам совсем не нужна.
Маргарита с тоской смотрела, как Летисия уводит от нее Монику.
Глава 42
Долорес понимала, что рано или поздно тайное становится явным, но ей очень хотелось оттянуть этот момент. А тайна ее состояла в том, что Хустино, женившись на ней, отдал ей все свои деньги. Сумма была немалая. Теперь Долорес была богата, очень богата. Зная своего сына, которому пришлось пробиваться в жизни самому, начиная с нуля, Долорес хорошо представляла его реакцию на эту новость.
Она боялась, что Мануэль заставит ее вернуть деньги сыновьям Хустино. Долорес твердо решила выполнить волю мужа, который не хотел, чтобы деньги перешли к его детям. Должны же они понести наказание за свою черствость, нет, жестокость к отцу. Хустино, ставший на закате лет ненужным своим собственным детям, хотел только восстановить таким образом справедливость. Долорес посоветовалась с Ракель, и вместе они решили ничего не говорить Мануэлю.
На сердце у Долорес было тяжело. Какая уж тут справедливость? Хустино ушел, его нет, она осталась одна. С кем она теперь будет гулять по парку, кому выскажет свои самые сокровенные мысли, кому скажет: «Какой ты сегодня красивый», - и кто назовет ее «моя Клеопатра»?
- Знаешь, я думаю, что у Хустино не выдержало сердце, потому что он слишком сильно любил меня, - сказала она Ракель.