- Он вас просто боготворил. Давайте я поухаживаю за вами. Что вы хотите на ужин? - Ракель хотела поддержать свекровь.
- У меня горе, но я еще не инвалид. Я найму трех служанок, чтобы у каждого из нас было по одной, и пусть ухаживают. Теперь я могу себе это позволить.
Мануэль по-своему истолковал слова матери:
- Я уже устал вам повторять, чтобы вы наняли прислугу. Но вы же упрямы, как не знаю кто.
В дверь позвонили.
- Я открою, - сказала Долорес и лукаво улыбнулась. - Должно быть, это один из моих ухажеров.
Но за дверью стоял Данило. Встретившись лицом к лицу с Долорес, он с ненавистью посмотрел на нее:
- Я знаю, что вы сделали с моим отцом. Вы обвели его вокруг пальца.
- Хустино не хотел оставлять ни сентаво ни тебе, ни твоим братьям.
Услышав, что разговор идет на повышенных тонах, в прихожую вышел Мануэль:
- Вы сию же секунду уберетесь отсюда!
- Что? Ну да, вы же с ней заодно! Вам ведь тоже перепало кое-что из денег отца.
- Каких еще денег? Ничего не понимаю, - растерялся Мануэль.
- Не притворяйтесь невинной овечкой! - возмутился Данило. - Речь идет о деньгах, которые украла ваша мать.
- Давайте разберемся, - вмешалась Долорес. - Я ничего не украла. Хустино перевел деньги на мое имя.
- Вам эти деньги не достанутся, сеньора. Эти деньги по праву принадлежат мне и моим братьям, - возмущенно кричал Данило.
- По какому такому праву? Деньги - на мое имя. И я скорее сожгу их, чем дам вам.
- Мы еще увидимся, - пригрозил Данило. - Потому что я этого так не оставлю! Я вас всех предупреждаю!
- Посмотрим. Во всяком случае вы больше никогда не переступите порог этого дома, - ответил ему Мануэль и, закрыв дверь, обернулся к матери. - Похоже, что твой тайный брак с Хустино не был твоим единственным секретом, мама.
- Хустино так хотел.
- А ты не вздумай сказать опять, что ты об этом ничего не знала, - сказал Мануэль, обращаясь к жене.
- Нет, я… давно об этом знала.
- А ты не вздумай сказать, чтобы я отдала им деньги. Я, знаешь ли, еще не сошла с ума, - сказала Долорес.
- Мама, но это может быть опасно. Данило не из тех, кто легко отступает. А вдруг он задумал что-то против тебя? Да и зачем тебе столько денег?
- Счастье не в деньгах, а в их количестве. Счастье для всех нас, - произнесла Долорес совершенно серьезно, без тени улыбки.
- Я никогда даже не упоминала ни о каком интернате, Моника, - оправдывалась Даниэла.
- Папа сказал это из-за тебя! Раньше он говорил, что ни за что на свете не расстанется со мной.
- Так и будет. Дай мне возможность доказать тебе мою искренность. Пойми, для меня не существует разницы между тобой и моим ребенком. Мне бы очень хотелось быть матерью и для тебя. И чтобы ты звала меня мамой.
- Никогда! Я никогда этого не сделаю.
- Моника, посмотри мне в глаза. Ты думаешь, что я тебя обманываю? Поцелуй меня, и я тебе обещаю, что все будет забыто.
Моника обняла Даниэлу:
- С тех пор как умерла моя мамочка, в моей жизни нет ничего хорошего. Мне так грустно.
- Я хочу пригласить завтра на обед Маргариту и Летисию, - сказала Даниэла.
- Я поссорилась с Маргаритой, потому что она защищала тебя.
- Если она согласится прийти, вы помиритесь. Маргарита очень хорошая девочка и любит тебя.
- А зачем ты приглашаешь Летисию? Она же тебе не нравится. И ты ей тоже.
- Но она твоя подруга, - объяснила Даниэла.
Вечером за ужином Моника спросила у отца:
- Ты ведь не отправишь меня в интернат?
- Нет, обещаю тебе, - ответил Хуан Антонио.
- Ты должна помочь нам вырастить твоего братика, - подняла глаза от тарелки Даниэла.
- Папа, но ты не будешь его любить больше, чем меня?
- Нет, дорогая, я вас двоих буду любить одинаково.
- Нет, папочка, меня ты должен любить больше. Летисия говорит…
- Опять Летисия? - рассердился Хуан Антонио. - Мне уже надоело слышать о Летисии!
- Прошу тебя, дорогой, успокойся, - попросила Даниэла.
- А ты не вмешивайся. Ты неправильно воспитываешь мою дочь, - вдруг выпалил Хуан Антонио.
- Не кричи на меня! Я, может быть, плохая мать, но я не глухая, - у Даниэлы от обиды задрожали губы. Она встала из-за стола и выбежала из столовой.
Хуан Антонио бросил салфетку на стол и вышел вслед за женой. Поднявшись в спальню, он увидел рыдающую Даниэлу. Сердце его сжалось:
- Я был груб, признаю. Я слишком взвинчен из-за этой сцены в больнице. И потом, у меня уже в печенках сидит эта Летисия! Дорогая, я не хочу, чтобы ты плакала и тем более из-за меня.
- Все это не дает тебе право отыгрываться на мне. Но ты, наверно, прав: я не умею обращаться с Моникой.
- Ты простишь меня?
- Я уже все забыла, - сказала Даниэла и вытерла слезы.
- Дора опять будет работать у Даниэлы, - сказала Джина, подкрашивая губы.