– Как бы там ни было, но ребенок умер. И Даниэла больше не сможет иметь детей… Я надеюсь, она справится с депрессией. Если бы ты ее видел, Мануэль, если бы ты ее видел!..
– И все-таки я серьезно поговорю с Ракель, – сказал Мануэль, барабаня пальцами по столу. – Я не хочу, чтобы она встречалась с Иренэ ни под каким предлогом.
– Ты не можешь ей запретить. Иренэ ее подруга.
– Ракель должна понять, что Иренэ плохо на нее влияет. Она бесчувственная женщина. И я не хочу, чтобы из-за нее у Ракель были неприятности, – заключил Мануэль.
Он думал, что ему придется долго уговаривать Ракель, но он ошибался.
В этот же день Иренэ позвонила Ракель и пригласила ее и Долорес пообедать вместе в ресторане. Ракель с радостью согласилась. За обедом Иренэ рассказала о той сцене, которая произошла у нее дома накануне.
– Это уж слишком! – притворно возмущалась Иренэ. – Как Даниэла может думать, что я способна на такое?
На самом деле Иренэ не искала сочувствия. Она просто хотела убедить Ракель и Долорес в своей невиновности. Но Ракель ее слишком хорошо знала и почувствовала фальшь в ее голосе.
– А ты не способна? – коротко спросила Ракель.
– Разумеется, нет! И ты еще можешь сомневаться?
– Надеюсь, ты говоришь правду, Иренэ… Потому что муки совести – это не пустой звук и рано или поздно…
Иренэ показалось, что Ракель сейчас закончит фразу словами Даниэлы: «Правда всегда вылезет наружу», и она взорвалась:
– Почему ты стараешься задеть меня? Как если бы ты была худшим моим врагом!
– Если я тебе враг, то зачем ты нас пригласила? – спросила Ракель.
– Вот именно! Зачем? Ты всегда всем недовольна! И прежде всего своей жизнью… – вставила Долорес.
«Не хватало еще, чтобы эта старая дура начала читать мне нотации! Я этого не потерплю! Да и Ракель тоже хороша!» – подумала Иренэ.
– Ты превратилась в домохозяйку! Ты уже забыла, что это я представила тебя Мануэлю и что ты меня об этом просила, потому что хотела его заловить, чтобы вытрясти из него деньги? – набросилась Иренэ на подругу. – И нечего притворяться! Разница между мной и тобой только в том, что я вышла замуж по расчету за старика, а ты вышла замуж за вульгарного зануду, но тоже по расчету. Я это признаю, а ты не хочешь признаться даже самой себе!
– Замолчи! Я больше не хочу тебя видеть. Никогда! – закричала Ракель.
– Хорошо что хоть в чем-то наши желания совпали! Несчастная! Твой удел не только прозябать в бедности! Ты еще вынуждена растить детей этой посредственности, твоего Мануэля! И терпеть его сумасшедшую мать, ветреную старуху, которая вообразила себя пятнадцатилетней девочкой! – Иренэ встала из-за стола и, повернувшись, быстро пошла к выходу.
– Какой ужас! – сказала Долорес. – Подумать только, эта негодяйка даже меня не пощадила!
– Клянусь вам, Долорес, я люблю Мануэля. Я много раз вам говорила, что я не такая, но я никогда…
– Тебе незачем оправдываться передо мной, девочка, – перебила невестку Долорес. – Я не верю ни одному слову Иренэ!
– Спасибо, Долорес, – сказала Ракель, и слезы сверкнули у нее в глазах.
– Если ты из-за того, что сказала Иренэ, то я уже все забыла. Знаешь, чего я ей не могу простить? Того, что она назвала меня ветреной старухой! Какая нахалка! – гневно произнесла Долорес.
– Не обращайте внимания! Вы же знаете, что это не так.
– Конечно. Какая я старуха?! Хотела бы я посмотреть на нее на занятиях по аэробике! Она бы и трех прыжков не сделала. Старуха! Старик – это ее муж Леопольдо! Раздавленный паук! – возмущалась Долорес, но в глазах ее блестели искорки смеха.
– Ох, Долорес, с вами невозможно говорить серьезно!
– А к чему нам быть серьезными? Достаточно с нас и разговора с Иренэ! Меня от нее уже тошнит! Ну и стерва!
– Ты уверена, что правильно поняла? – спросила Мария Монику.
– Да, Даниэла сказала, что ведьма наняла человека, чтобы он устроил аварию.
– Какая жестокость! Это было бы ужасно!
– Надо наказать эту ведьму! Она злая… – Моника сжала кулаки.
– Если это правда, сеньора Даниэла бог знает на что может решиться.
– Почему бывают такие злые люди? – спросила Моника.
– Ну и вопросы ты задаешь, Моника!
– Но я не понимаю, – настаивала девочка.
– Я тоже не понимаю. Откуда мне знать?
– Даниэла меня не замечает, – вздохнула Моника. – Говорит, что не хочет меня видеть.
– Ты не отступай, – посоветовала Мария. – Знаешь, она мне говорит, что не хочет есть, а я ее заставляю съесть что-нибудь насильно.
– Никогда еще я не видела ее такой печальной!
– Да, – согласилась Мария. – Она похожа на птицу, у которой подрезали крылья.
Приободренная Марией Моника направилась к Даниэле.
– Ты не хочешь со мной разговаривать? – спросила она, заглядывая в спальню.
– Я знаю, что несправедлива к тебе, Моника, но ты пойми меня. Мне очень плохо! Я не хочу никого видеть, – ответила Даниэла.
– Пойдем ко мне! Хочешь поиграть с моими куклами? – предложила Моника лучшее, что у нее было, но Даниэла отрицательно покачала головой. – Тогда пойдем в сад, польем цветы.
– Пожалуйста, не продолжай! Должно пройти время… Много-много времени… Я хочу умереть! Я не хочу больше жить! – вырвалось у Даниэлы, но потом она вспомнила, что перед ней ребенок и извинилась: – Не обращай на меня внимания! Я не знаю, что говорю…
– С тех пор как не стало Игнасио, я слежу за цветами. Конечно, мне помогает наш новый садовник.
– Вот и хорошо! – откликнулась Даниэла, но мысли ее были далеко.
– Я тебе не говорила, что у меня есть жених?
– Нет. Мы так и не поговорили… – Даниэле стало жаль Монику, и она удивилась, что может испытывать еще какие-то чувства, кроме боли и щемящей тоски. – Я не должна была так к тебе относиться. Я была неправа, ты же еще ребенок…
– Мой жених – Лало. Он говорит, что я ему очень нравлюсь. Он приносит мне подарки, – сказала Моника и, чтобы Даниэла не заподозрила в ней корысти, поправилась: – Мне интересно с ним.
– Это хорошо. Он мне тоже нравится.
– А сколько тебе было лет, когда у тебя появился первый жених? – поинтересовалась Моника.
– Не помню. Это было давно.
– Ты думаешь, что я еще очень маленькая, чтобы иметь жениха? – спросила Моника.
Даниэла не ответила, она опять уже думала о своем.
– Ты думаешь, мне еще рано иметь жениха? – повторила свой вопрос Моника.
– Не знаю… не знаю… – ответила Даниэла, но Моника не была уверена, что она ее слышала.
– Я тебя очень люблю, – призналась Моника.
– Я тебе – чужой человек, – отстраненно сказала Даниэла.
– Ты мне не веришь. Что мне сделать, чтобы ты поверила? – спросила Моника.
– Прости, Моника, – сказала Даниэла. – То что я думаю, тебя никак не касается.
– А вот и касается! Касается, потому что я тебя люблю! И раз тебе грустно, то и мне тоже, – и Моника, вздохнула. – Для меня ты очень много значишь. Я и не думала, что люблю тебя так сильно.
– Спасибо, Моника, но теперь это все неважно, – грустно покачала головой Даниэла.
– Ты должна выздороветь. Ты нам всем нужна, – продолжала Моника.
– Нет, никому я не нужна!
– Мне нужна! И папе! И Марии! Всем-всем, – сказала Моника, удивляясь, как это Даниэла не понимает такой простой вещи.
– Лучше б мне умереть! Это все, что я хочу! – устало произнесла Даниэла.
– Не надо! Я этого не переживу!
– Тебе ведь будет лучше без мачехи. Все мачехи – ведьмы! Или ты уже забыла?
– Ты мне не мачеха! – горько возразила Моника.
– А кто же? – удивилась Даниэла.
– Ты… ты… моя мама! Вот ты кто!
Даниэла не верила своим ушам. У нее закружилась голова.
– Моника, повтори! Повтори, что ты сказала… – попросила Даниэла, побледнев от волнения.
– Мама! Я люблю тебя, мама!