– Гонсало?! Что тебе нужно?
– Мне нужно поговорить с тобой… – Гонсало ступил через порог в гостиную.
– Лучше тебе уйти! – сказала Даниэла, но Гонсало аккуратно прикрыл дверь за своей спиной.
– Даниэла, – он наклонился к ней, пытаясь поцеловать ее, и она отпрянула, – я считаю, ты правильно поступила с Альберто. Он тебя не стоит! Тебе нужен такой человек, как я!
– Ты с ума сошел? – Даниэла запахнула халат и отступила в комнату.
– Ты мне нравишься. Ты всегда мне нравилась. – Гонсало попытался обнять ее.
– Это же верх наглости! – Даниэла была вне себя от злости. – Убирайся отсюда! Ты не имеешь права здесь находиться без моего разрешения!
– Даниэла, не будь дурой!
– Ты такое же дерьмо, как и Альберто! Вон отсюда!!!
– Подумай, что ты делаешь!
– Нечего мне думать! Видеть тебя не желаю! Ни тебя, ни Альберто!
– Ладно… ладно… сдаюсь! – Гонсало поднял руки и стал отступать к двери.
Только когда дверь за ним закрылась, Даниэла почувствовала, что вся дрожит от страха.
Глава 10
С самого утра Сония чувствовала себя не в своей тарелке. Внутренняя дисциплина и привычка доводить начатое до конца заставляли ее действовать в последние дни чуть ли не автоматически. Еще когда Иренэ позвонила ей и сказала о смерти Лусии, она подумала о том, что теперь ничто не мешает ей попытаться вновь сблизиться с братом. На похоронах и после, дома у Хуана Антонио, она последовательно проводила в жизнь свой план примирения, и мысль пригласить Хуана Антонио на обед стала логическим продолжением этого плана. Сония прекрасно сознавала, зачем она это делает, откуда вдруг возникла в ее душе эта неодолимая потребность в восстановлении разорванных семейных связей. Конечно, она любила Хуана Антонио. Она всегда его любила, но дело было не в этом. С детства привыкшая подчиняться матери, находившаяся под ее постоянным влиянием, Сония умела подавлять в себе такие чувства, как любовь или привязанность, и находила даже некоторое удовольствие в этой своей способности ставить правило выше эмоций, долг – выше личного душевного благополучия. Наличие рамок, невозможность свободно следовать душевному порыву она всегда считала необходимой и не слишком обременительной платой за богатство и принадлежность к высшему обществу. Не любовь заставляла ее сейчас искать расположения брата, не любовь, как ни стыдно ей было в этом себе признаться, а страшное, ни с чем не сравнимое чувство одиночества и ощущение того, что жизнь ее оказалась ошибкой.
С детства она запомнила два правила: следуй предписанному, и это поможет тебе избежать многих бед; не преступай установленного, и судьбе не за что будет тебя наказывать. Но жизнь оказалась сложнее правил. Сложнее и несправедливее. За что Бог лишил ее материнства? Сония так и не смогла этого понять. За то, что она отвергла Мануэля, которого любила и который любил ее? За то, что бедному Мануэлю предпочла богача, человека своего круга – Энрике? Но ведь она просто выполнила волю своей матери, а Господь предписывает детям слушаться родителей. За что Энрике в конце концов отдалился от нее? Она же всегда пыталась быть ему настоящей женой. Да, у них не было детей, но неужели ее верность, внимательность и терпимость к нему не стоили ответного уважения? Мать давно умерла. Не у кого было спросить совета, некому предъявить претензии… Сония терялась в сомнениях, металась от надежды к отчаянию и от отчаяния снова к надежде, но только одно понимала совершенно четко: жизнь ее должна измениться. Жить так, как она жила раньше, невозможно. Она помирится с братом… Пускай у нее нет детей, зато есть племянница Моника, бедняжка Моника, которая теперь осиротела и, конечно, так нуждается в материнской заботе. Кто лучше нее, Сонии, сможет обласкать и утешить девочку? Мачеха? Иренэ, мертвой хваткой вцепившаяся в Хуана Антонио? Мачеха есть мачеха. Да и одного взгляда на Иренэ достаточно, чтобы понять, какой мачехой будет она для Моники. Сония не может сказать всего этого брату. Слишком хрупка еще связь, что начала восстанавливаться между ними после стольких лет разлуки. Любой неверный шаг может вновь привести к разрыву. А Сония чувствовала, что ее путь в новую жизнь, ее возрождение, ее будущее, если только оно будет у нее, связаны с Хуаном Антонио и Моникой. Она сказала себе, что поступает правильно, практически навязываясь брату, вынудив его принять приглашение на обед. Она это делает не только ради себя, но и ради него с Моникой. И все же беспокойство не оставляло ее. Как отнесется к ней девочка? Да и Хуан Антонио, судя по всему, сильно изменился с тех давних пор, когда они были молоды и дружили. Столько лет он не виделся ни с кем из родственников и, очевидно, вовсе не горит желанием возвращаться в лоно семьи теперь, когда Лусия умерла.
Сония вздохнула и подняла взгляд на мужа, читавшего шахматный журнал. В последнее время он если не читал или не уходил в клуб, то молча, с чуть насмешливой улыбкой следил за ней поверх очков, иногда высказывая свои соображения по поводу одолевавших Сонию сомнений и ее необычной нервозности. Сегодня утром Сония не отпустила его в клуб, и он со вздохом уселся читать в гостиной в ожидании Хуана Антонио и Моники. С некоторых пор ему тяжело было находиться дома с женой. Сония разговаривала с ним так, словно он был причиной всех ее несчастий, обижалась на любое, самое безобидное слово, и атмосфера в доме была напряженной. Энрике и сам не знал, чего ждал от визита Хуана Антонио и Моники, но он находил идею с обедом вполне удачной и в глубине души надеялся, что возобновление семейных связей благотворно подействует на жену. Он обещал Сонии, что во время обеда как-нибудь отвлечет Монику, чтобы брат и сестра могли спокойно поговорить…
Войдя в гостиную, Моника остановилась, как вкопанная, в восхищении глядя по сторонам. Дом – огромный красивый особняк, в котором когда-то жил и ее отец, – поразил девочку.
Хуан Антонио, войдя вслед за Моникой, поздоровался с Сонией и Энрике и с улыбкой взглянул на дочь.
– Как у тебя красиво, тетя… – Моника повернулась к отцу. – Почему мы раньше здесь не бывали?
– Я тебе уже говорил, – Хуан Антонио нахмурил брови, – твоя тетя часто уезжала. И вообще не задавай столько вопросов!
Моника подошла к Сонии и села рядом с ней на диван.
– Ты можешь приезжать сюда, когда пожелаешь, – ласково сказала Сония. – Это и твой дом.
– Мы с тетей Сонией очень тебя любим, – кивнул, снимая очки Энрике.
– А мою мамочку вы тоже любили?
Взрослые напряженно переглянулись.
– Конечно. Очень любили… – наконец сказала Сония.
– У вас нет собаки? – Моника вскочила с дивана и пробежалась по комнате.
– Нет. А что? Ты любишь собак? – спросил Энрике.
– Очень! – обернувшись к отцу, девочка с укоризной посмотрела на него. – Когда ты подаришь мне собаку? Я хочу маленькую собачку, которая бы меня очень любила…
– Я думал, тебе нравятся только куклы, – виновато улыбнулся Хуан Антонио.
– Я хочу щенка!
– Я сама подарю тебе щенка! – Сония погладила Монику по щеке. – Господи, как же ты похожа на мать…
– Правда, тетя? Правда, подаришь?
– Ну, конечно. Я же сказала.
– Если хочешь, можешь провести здесь субботу и воскресение, когда я уеду, – предложил дочери Хуан Антонио. – Может, и впрямь тетя Сония купит тебе собаку.
– Ты опять уезжаешь? – спросил Энрике.
– Он поплывет на огромном корабле, – встряла Моника. – Только с ним будет эта… ведьма…