Глава 11
«Даниэла, спаси меня… Вытащи меня отсюда, Даниэла… На коленях прошу, умоляю тебя, Даниэла!» Альберто бродил по камере из угла в угол, не обращая внимания на раздраженные взгляды сокамерников, не слыша их окриков, не чувствуя злобных толчков. Иногда он со стоном бросался на кровать, но через мгновение снова вскакивал. Подбегая к решетке, отделявшей камеру от коридора, и прижимаясь лбом к холодным прутьям, он ловил себя на мысли, что молится, но молится не Богу, как в детстве учила его мать, а человеку, ей, Даниэле, от которой больше, чем от Бога, больше, чем от черта и от кого бы то ни было, зависела теперь его судьба. В голове его не укладывалось, как он мог оставаться здесь, за решеткой, когда одного слова Даниэлы, одного ее единственного слова было достаточно, чтобы вытащить его из этой вонючей камеры, пропахшей мочой и потом, избавить от издевательств со стороны сокамерников и надзирателей, вернуть в тот мир, из которого его вырвали, где он чувствовал себя человеком – и не из последних – а не бессловесной тварью, обреченной безропотно подчиняться и сносить унижения. «Я ведь уже наказан! Я достаточно наказан! Даниэла, родная моя… любимая… пойми и прости меня… Ты добра, ты милосердна, ты знаешь, что здесь я погибну… Не губи меня, Даниэла!» По коридору лениво прохаживался надзиратель. Альберто пытался расслышать сквозь звук его размеренных шагов, не гремит ли железная дверь в конце коридора, через которую водили на свидания… Сердце его замирало, когда дверь открывалась. За ним? Нет… В отчаянии он отрывался от решетки и падал на кровать. «Будь ты проклята, Даниэла! Будь ты проклята! Дай мне только выбраться отсюда! Ты пожалеешь о том дне, когда явилась на свет! Ты будешь валяться У меня в ногах, будешь выть от горя, моля о прощении, но я буду беспощаден… Ты мне за все заплатишь!»
Несколько раз Альберто вызывали на свидания. Однажды приходила Даниэла, но он повел себя с ней как последний дурак. Сейчас он понимал это, но тогда… Тогда только одно чувство – чувство бешеной злобы на Даниэлу владело им, и он не сумел сдержаться… Она испугалась. Она была разочарована. Она надеялась, что он раскаивается, а он чуть не переломал ей пальцы, в бешенстве прижав их к прутьям решетки. Даниэла ушла, а с нею (теперь он это понимал) и его последний шанс избежать суда. Иногда его навещал Гонсало. Он обещал найти адвоката, что было совсем непросто, учитывая, что банковский счет Альберто был заморожен. В конце концов он все-таки нашел его, но адвокат, изучив дело, вроде бы заявил, что тут он бессилен. Поначалу Гонсало еще пытался ободрить приятеля, подолгу беседовал с ним, обсуждая различные варианты освобождения, но постепенно визиты его становились все короче, а тон все холоднее и раздражительнее. Альберто злился и упрекал его, но при этом боялся переборщить, ибо Гонсало был той последней и единственной нитью, что связывала его с внешним миром и пока еще давала надежду…
– Как ты думаешь, сколько лет получит Альберто? – Даниэла рассказала Джине о ночном визите Гонсало, и мысли ее невольно переключились на мужа.
– Не знаю… – тон у Джины был равнодушный. – Надеюсь, что много.
Они сидели у Даниэлы в гостиной, разглядывая эскизы последних моделей. Наконец Джина отложила листы с эскизами, встала и сладко потянулась всем телом. Критически оглядев себя, она жеманно вздохнула и подмигнула Даниэле:
– Плохо наше дело, подружка… Если уж этот выродок Гонсало возомнил себя с тобой чуть ли не Казановой… А вообще надо смотреть, кому отпираешь дверь, особенно по ночам. Я тебе об этом говорила…
Даниэла пожала плечами. Ответить было нечего: Джина была совершенно права. Но трудно все время быть начеку, особенно если жизнь не приучила тебя к этому. Трудно и не хочется терять веру в людей, пусть даже какой-то человек и стал причиной твоего несчастья. Все это Даниэла могла сказать подруге, но предпочла промолчать. Среди множества достоинств, которыми обладала Джина, не нашлось места для снисходительности и христианского всепрощенчества. Врагов Джина ненавидела так же беззаветно, как любила друзей. Слова о том, что Альберто, быть может, раскаивается, а Гонсало, быть может, неправильно истолковал какой-нибудь взгляд или жест Даниэлы, были для нее пустым звуком и могли только вызвать очередной взрыв негодования.
– Думаю, нужно рассказать все Фелипе и Херардо, – сказала Джина. – Мы с Фелипе идем сегодня в кино. Я ему как раз и расскажу.
– Зачем? – Даниэла встала с дивана. – Это только все осложнит. Я не думаю, что Гонсало опять сюда явится…
– Всегда лучше быть уверенной. Послушай, а где Дора? Неужели отпросилась?
– У нее появился парень. Я отпустила ее на сегодня, Она и так столько работает…
– Нам нужно брать пример с твоей служанки, – заявила Джина. – Надо привести в порядок наши сердечные дела.
– У меня нет никаких сердечных дел.
– Не передергивай. Ты знаешь, о чем я говорю.
– Ах, Джина, я предпочитаю не думать об этом.
– А я только об этом и думаю! И мне кажется, что скоро я повстречаю своего принца…
– А как же Фелипе? – засмеялась Даниэла.
– А что Фелипе? – Джина подняла брови.
– Ты больше не любишь его?
– Люблю… Но не уверенна, что буду любить его вечно!
– Джина, Джина… кто тебя поймет?
В дверь позвонили.
– Ты кого-нибудь ждешь? – с удивлением спросила Джина.
– Херардо собирался зайти, – ответила Даниэла.
Джина заговорщически улыбнулась и пошла открывать.
Херардо, узнав о том, что случилось вчера вечером, предложил разыскать Гонсало, но Даниэла отговорила его. Джина в конце концов поддержала подругу и, вспомнив о кино, стала прощаться.
– Может, пойдете с нами? – на всякий случай спросила она от самых дверей.
Даниэла покачала головой:
– Нет настроения для кино…
– У меня тоже… – Херардо замялся. – Я лучше побуду с Даниэлой… Если ты не против, Дани.
– Я не против… – засмеялась Даниэла.
– Только ради Бога… – Джина скорчила назидательную гримасу. – Ради Бога, подруга, не вздумай обручиться с ним до круиза! Вдруг на теплоходе нам встретится что-нибудь получше!
Хохоча, Джина вышла из квартиры. Даниэла улыбнулась ей вслед. Что с ней поделаешь, с этой Джиной. Ее нужно или принимать такой, какая она есть, или не принимать вовсе. Искренне желая счастья подруге, Даниэла в глубине души понимала нерешительность приятеля Джины – Фелипе. Непросто это – связать жизнь с таким ураганом, как Джина. Бог знает, что ей взбредет в голову в следующую минуту. И все-таки самой себе она не хотела иной подруги. Только Джина могла быть такой внимательной, неунывающей, самоотверженной в тяжелые моменты жизни. Только с Джиной Даниэла чувствовала себя уверенной теперь, когда обман и предательство надломили ее жизнь и обожгли душу…
– Не знаю, что бы я делала без Джины, – призналась она, взглянув на Херардо. – Только она и способна поддержать меня в такое время…
– Я ей завидую… – кивнул Херардо. – И восхищаюсь ею.
– Ты не знаешь, на сколько лет могут осудить Альберто?
– В понедельник узнаем… – Херардо поморщился. Само упоминание имени Альберто было ему неприятно. Тем более что Даниэла вспоминала о нем в последние дни с нескрываемой жалостью. Она жалела Альберто. Жалела того, кто обманул и обокрал ее, а значит, внутренне уже была готова простить его. Херардо, измученый многолетним безответным чувством к Даниэле, видел в этом проявление той самой любви, в которой ему было отказано. Он не верил, что Даниэла разлюбила Альберто, и, как ни боролся с собой, не мог избавиться от ревности…
Заметив реакцию Херардо, Даниэла во избежание осложнений решила, что лучше всего будет поменять обстановку. Она пригласила Херардо прогуляться, и он с радостью согласился. Они спустились на улицу и медленно пошли вдоль ограды парка, начинавшегося у дома Даниэлы. Давно они не гуляли вот так – вдвоем, без мысли, без цели… наверное, с той самой поры, когда еще до появления Альберто Херардо ухаживал за Даниэлой, а она еще не задумывалась над тем, любит его или нет… Теперь, четыре года спустя, Даниэла снова была свободна, и Херардо вдруг на мгновение показалось, что все еще можно изменить, что никогда не покидавшая его надежда наконец-то обретает очертания реальности… Он стал рассказывать Даниэле о своей жизни, говорил об одиночестве, о том, что на свете для него есть только одна женщина – она, Даниэла, и только она способна сделать его счастливым…