Выбрать главу

Не став заморачиваться, продолжил свою работу. Я искал своих отца и мать, но как бы глубоко ни копал, не мог их отыскать!

Забавно, что я говорю «их», вместо «тел».

Вы не замечали этого? Когда мальчик жив и здоров, мы будем называть его по имени, например Полом, но когда он умрёт и его труп безжизненно лежит на земле, большинство людей скажет — «тело».

«Где тело? Принесите мне тело». Не «где Пол?» и «Приведите мне Пола!», а немного иначе.

Я думаю, что в большинстве случаев люди, которые знали Пола, продолжали бы называть его Полом, так как они не желают принимать факт его смерти. Не хотят осознавать, что единственное оставшееся от него — это пустое мёртвое тело. Безжизненная оболочка.

Человеческая психология в действии.

Я продолжаю копать, но взгляд застилается, а я всё больше погружаюсь во тьму. В голове раздаётся голос Авраама Линькольна: «Мы никогда не сможем постоянно дурачить всех людей».

Эти слова в своё время произвели на меня впечатление, поэтому немудрено, что время от времени я слышу их в собственных снах. Иногда их произносят другие персонажи моих видений, а иногда и я сам.

В данный момент я резко запрокидываю голову, словно ожидая, что Линкольн стоит на краю ямы (совершенно не удивился бы), наблюдая за мной, но нет — там было пусто. Его слова — лишь голос в моей голове.

Когда я снова перевожу взгляд вниз, то вижу… тело.

Лопата дрогнула в моих руках, я начинаю быстрее раскапывать его, вскоре осознав, что это… женщина, которая преследует меня во снах! Это её тело!

— Кто ты?! — едва ли не крикнул я, отбрасывая лопату и разворачивая её лицом ко мне. — Я узнаю, кто ты…

Её безжизненное лицо наконец-то показывается перед моими глазами. Она так похожа на мать…

Резко открыв глаза, я проснулся и уставился в потолок. Сон… это всего лишь сон.

Положив ладонь на глаза, я давлю на них, пока темнота не сменилась калейдоскопом огней. Это нужно, чтобы отвлечься, сосредоточиться на чём-то ином. Потому что я не хотел думать и размышлять о случившемся.

— Нельзя дурачить всех, — едва слышно прошептал я, убирая руку.

Очевидно, что сны связаны. Женщина появлялась далеко не во всех, но весьма часто. Например, там, где я находился в собственной утопии. Быть может, если это и правда моя мать… Но что она делала в моей постели?! Я никогда не страдал Эдиповым комплексом, так что попросту не могу представлять себя… с ней.

Скорее всего, это что-то другое. Может, если убрать сексуальный подтекст… Утопия и моя мать в ней. Может, я подсознательно надеюсь, что она находится в лучшем мире? В спокойном месте. Или причина в том, что я тоже хочу туда, где она находится сейчас? Я желаю поменяться с ней местами?

— Возможно, что это всё-таки не она, — закидываю я руки за голову. — Похожа, да… Но не факт. Не факт…

Моя мать покончила с собой незадолго до смерти отца. Мне кажется, она родилась не в тот период времени и не в той параллельной Вселенной. Иногда она казалась мне странной, даже по моим меркам. И пусть мать никогда этого не говорила, но я знал, что она ненавидела большинство людей, которых встречала. Она ненавидела вообще всех, всё человечество, все человеческие наклонности и образ жизни, хоть и хорошо это скрывала.

Что это? Мизантропия?

Она поведала мне про дисбаланс в мире, впервые открыла на это глаза. Мать ненавидела такую несправедливость, но ещё больше она ненавидела тех, кому было наплевать на подобное. Её ненависть росла так быстро и сильно, что в конце концов поглотила её и забрала жизнь как в прямом, так и в переносном смысле.

Ген ненависти в своей красе.

Единственное, чего я никогда не мог понять, это то, почему она любила моего отца. Как она могла ненавидеть стольких людей и находить место в своем сердце для одного-единственного человека? Мой отец не был плохим, но не был и хорошим. Он был… человеком, со своими положительными и отрицательными чертами характера. Например, любил выпить, хоть и не являлся законченным пьяницей. Я также знаю и о том, что они часто ссорились.

Хм… во всяком случае, отец не бил мою мать. По крайней мере, не кулаками. И всё же в каком-то смысле он её бил. Отец игнорировал её, ему было всё равно, насколько очевиден тот факт, что его работа была для него важнее, чем собственная семья.

Каким-то образом мать нашла в себе силы принять и смириться с этим, и оставалась с ним до самой своей смерти.