Скорее всего, это что-то другое. Может, если убрать сексуальный подтекст… Утопия и моя мать в ней. Может, я подсознательно надеюсь, что она находится в лучшем мире? В спокойном месте. Или причина в том, что я тоже хочу туда, где она находится сейчас? Я желаю поменяться с ней местами?
— Возможно, что это всё-таки не она, — закидываю я руки за голову. — Похожа, да… Но не факт. Не факт…
Моя мать покончила с собой незадолго до смерти отца. Мне кажется, она родилась не в тот период времени и не в той параллельной Вселенной. Иногда она казалась мне странной, даже по моим меркам. И пусть мать никогда этого не говорила, но я знал, что она ненавидела большинство людей, которых встречала. Она ненавидела вообще всех, всё человечество, все человеческие наклонности и образ жизни, хоть и хорошо это скрывала.
Что это? Мизантропия?
Она поведала мне про дисбаланс в мире, впервые открыла на это глаза. Мать ненавидела такую несправедливость, но ещё больше она ненавидела тех, кому было наплевать на подобное. Её ненависть росла так быстро и сильно, что в конце концов поглотила её и забрала жизнь как в прямом, так и в переносном смысле.
Ген ненависти в своей красе.
Единственное, чего я никогда не мог понять, это то, почему она любила моего отца. Как она могла ненавидеть стольких людей и находить место в своем сердце для одного-единственного человека? Мой отец не был плохим, но не был и хорошим. Он был… человеком, со своими положительными и отрицательными чертами характера. Например, любил выпить, хоть и не являлся законченным пьяницей. Я также знаю и о том, что они часто ссорились.
Хм… во всяком случае, отец не бил мою мать. По крайней мере, не кулаками. И всё же в каком-то смысле он её бил. Отец игнорировал её, ему было всё равно, насколько очевиден тот факт, что его работа была для него важнее, чем собственная семья.
Каким-то образом мать нашла в себе силы принять и смириться с этим, и оставалась с ним до самой своей смерти.
После того как она умерла, мой отец понял, как сильно был неправ, что игнорировал ее. Какой никчемной он заставил её чувствовать себя. Его вина переросла в осложнения со здоровьем, а затем он в конце концов умер. В некотором смысле они вроде как убили друг друга, но только в некотором.
Я помню момент нашей с Мелиссой жизни, когда она посчитала, что мне нужна помощь, что мне необходимо обратиться к психиатру, психотерапевту или кому-то в этом роде. Я понял её точку зрения, ведь мой разум оставался при мне, поэтому я решил подыграть ей и пойти на сеанс.
Мне даже в чём-то понравилось. Во всяком случае, это позволило устранить факт некоторой тоски и хандры. Специалист добавил мне уверенности, поэтому я стал изредка посещать их, когда оказывался не в духе. Так, как, например, недавно, чтобы мне было проще выйти из начального состояния лёгкой апатии.
Это куда как проще, чем крутить неприятные мысли в голове целыми днями напролёт. И хоть я понимал: такой мелочи меня не сломить, но зачем отказываться от помощи?
Единственное, против чего я всегда был против — лекарства. Стоило мне попробовать таблетки, которые прописал психотерапевт на первой встрече, ещё когда я жил с Мелиссой, так сразу ощутил, что они начали влиять на мою память. Я перестал вспоминать собственные сны, как бы сильно ни старался. В течение двух месяцев мне казалось, что у меня вообще не было никаких снов. Я не мог так жить и я не стал так жить, сделав выбор. Правильный ли?
***
У меня не так много точек неприятия, которые реагируют на других людей. Более того, я достаточно толерантен ко многим аспектам людских пороков и факторов их поведения. Но некоторые моменты всё-таки вызывают во мне гнев. Например, плохой человек, который знает о своём недостатке, но не исправляет его, а притворяется хорошим.
Например, глава благотворительного фонда, который периодически ворует из него. Полицейский, который берёт взятки, а потом изображает из себя защитника справедливости. Политик, который санкционирует притеснения или даже убийства разных групп людей ради собственной выгоды.
Такие люди у всех на виду. В отличие от обычных преступников, они даже не прячутся, когда совершают свои грязные делишки.
В этот раз мне снилось, что я сижу в машине и кого-то жду. Спустя не очень долгое время ко мне подсаживается мой приятель. Он принёс пару бургеров, замотанных в бумагу, которую мы разворачиваем, и начинаем их есть.
— Скажи, зачем ты это делаешь? — внезапно спрашивает мужчина.
Уже позднее я узнал, что мы сидели здесь не просто так. Ждали, пока нечистый на руку коп вернётся домой. Караулили его. Но это я узнаю уже позже, пока же просто действовал по сценарию собственного сна.
— Знаешь, я не буду затирать тебе о всеобщем благе, — отвечаю я, прожёвывая кусок. — Не так уж и сильно я пекусь о невинных, которых обирают. Дураки сами виноваты в своих бедах, — пожимаю плечами. — Почему-то у меня не возникало нужды давать копам взятки, а у тебя?
Он лишь мотнул головой, на что я хмыкнул.
— Я занимаюсь этим, потому что терпеть не могу таких ублюдков, как этот полицейский, — на мгновение прикрываю глаза, позволяя злости отразиться на лице. — Наверное, в моём сердце больше ненависти, чем любви.
Что заставляет человека отдаваться ненависти и злобе, а не доброте и любви? Существует ли некая математическая формула, которая высчитывает подобные проявления? А может, во всём виновата окружающая среда? Какие-то ещё не разгаданные выбросы от растений или деревьев? Или это влияние биологии? Само наше тело заставляет людей испытывать гнев?
Мне кажется, что каждый человек в мире может обозначаться какой-то единой доминирующей эмоцией. Она есть у всех. То самое чувство, которые преобладает над остальными. То есть, испытывая тот же гнев, человек начинает подпитывать им схожие эмоции. У него пробуждается ненависть, злость, презрение к тому, кто (или что) оказалось виновником его изначального состояния.
Я бы сказал, что в этот момент он активирует свой ген ненависти.
В то же время, если чувствуется любовь, например, к красивой девушке, то вместе с ней к объекту нашего вожделения подключается умиротворение, терпение, доброта. В такие моменты активируется ген любви, цепляя за собой аналогичные эмоции.
Сейчас во мне бушуют злоба и ненависть. Они кусают меня изнутри, заставляют действовать. Я жажду справедливости и равновесия. Баланса, который нарушен, из-за злых людей, которые притворяются добрыми.
Равновесие всегда было сильно во мне. Влияние ли это матери или я сам стал таким — мне неведомо. Но ныне я дошёл до уровня, что если ударюсь пальцем правой ноги, мне приходится ударять и палец левой, чтобы они оба почувствовали боль.
В следующий миг мой напарник прищурился, откладывая недоеденный бургер, а потом потянулся за маской. Она была выполнена в виде театрально-грустной, со слезой на краю глаза, что кажется мне весьма символичным.
Я бросил взгляд в лобовое стекло, замечая нужную цель. Полицейский только что приехал, припарковал тачку и вошёл в собственный дом. Пора.
Напоследок я снова покосился на своего приятеля. У древних греков комедии всегда завершались счастливо, а трагедии — печально. Исполнители зачастую носили маски, чтобы скрыть свою личность, дабы зрители не ассоциировали определённого актёра с какой-то конкретной ролью. Поэтому он мог обманывать их, меняя образы и маски.
Искажать восприятие других, словно они смотрели через «рыбий глаз».
Актёр мог быть королём в одной сцене и крестьянином в другой. Носить грустную маску драмы и трагедии, а потом весёлую — комедии. Ведь не зря говорят, что для того, чтобы познать счастье, нужно ощутить печаль.
Существует теория, согласно которой, чтобы какой-то определённый человек был счастлив, какой-то другой должен грустить. Возможно, это необходимо для баланса. Чтобы мир имел возможность существовать в гармонии.