В какой-то момент, весело напевая мелодию, Хирацука-сенсей наступила каблуком на мою ногу.
– Ой-ой…
Из-за резкой боли я потерял равновесие и упал, и следом сверху, ударив мою спину, упала Хирацука-сенсей. Она весит гораздо меньше, чем мне казалось, но мягкие выпуклости, в свою очередь, имеют куда больший вес. Сенсей издала тихое «ай…» около моих ушей, а её волосы упали на мою шею и лицо, так что я не был уверен, как мне дышать. Хирацука-сенсей медленно слезла с меня и села на полу, поправляя пальцами спутавшиеся волосы с присущим взрослому человеку самообладанием.
– Повезло тебе, - улыбнувшись, сказала она.
– Вообще-то мне каблуком ногу раздавили…
Моя нога до сих пор ноет. Пожалуйста, не говори так. Где твоя деликатность? Разве не знаешь, что мальчики в расцвете юности очень ранимы? У меня болит и нога, и сердце! Впрочем, я ничего не потерял, так что всё нормально.
– Эх, устала. Весело было.
Хирацука-сенсей села, скрестив ноги, и спиной опёрлась на меня, как на спинку кресла. Из-за бешеного танца дыхание у неё ещё не восстановилось, и, кажется, она действительно устала. Мне пришлось принять роль спинки и слушать голос сенсея через спину.
– А хороший ивент получился. Правда, мне было страшно, когда ты сказал ту огромную ложь, – тяжело произнесла она. Полагаю, она имеет в виду события в приёмной комнате, когда я пытался протащить совместный пром, ничего не зная, перед матерью Юкиношиты с Харуно-сан и Юкиношитой. Впрочем, я бы не сказал, что я соврал. Скорее, я притворился, что не понимаю, о чём речь. Как и сейчас – я пожал плечами и притворился, что не понимаю, о чём речь.
– Я ведь не обманывал, а прикинулся дурачком.
– Нехороший мужчина, – сказала она и разочарованно вздохнула, стукнув меня затылком. Нет, это совсем не больно, только щекочут её длинные волосы и приятный запах. Увидев мою реакцию, Хирацука-сенсей довольно улыбнулась.
– Можно сказать, что это – выбранная тобою молодость.
– Чего? – я не понял, что она хотела этим сказать, и повернулся к ней, вопросительно смотря. Она тоже повернулась на секунду ко мне. На лице у неё была шаловливая улыбка.
– Ты разве не знаешь? Молодость есть ложь и зло, – подняв палец вверх, с выражением произнесла Хирацука-сенсей. Я на секунду задумался, но тут же вспомнил и ещё раз посмотрел на неё.
– Ува-а, как стыдно сейчас такое слушать. Перестаньте, пожалуйста, – сказал я и закрыл обеими руками лицо. Нет ничего постыднее своих собственных старых сочинений. Захотелось умереть прямо здесь. Хирацука-сенсей посмеялась над моей реакцией, но недолго.
– Как тебе прошедший год? Что-то изменилось? – ласково спросила она, и я вспомнил своё тогдашнее сочинение. Эта желторотая записка с годами выгорит на солнце, потеряет цвет и смысл. Однако вполне можно сказать, что я ещё слишком молод.
– Ничего не изменилось… – протянул я, вспоминая очень короткий и в то же время ужасно длинный год. Но, похоже, ей этот ответ не понравился, и она меня стукнула затылком.
– Я неправильно поставила вопрос… Ты нашёл своё настоящее?
На этот раз мне не понадобилось много времени на раздумья. Этому меня уже научила сенсей. Думать и страдать, вымучить ответ… мой ответ очевиден. Поэтому я стукнул её головой в ответ и улыбнулся уголком рта.
– Трудно сказать. Настоящее не настолько простая вещь, чтобы его можно было так быстро найти.
– Если кто услышит такой ответ, разозлится. Или же расплачется где-то подальше от людских глаз.
– Ой… Не надо мне этих рассказов из реальной жизни. К тому же о ком это вы? Ничего такого нет.
– Понятно. Может, и нет, – Хирацука-сенсей усмехнулась плечами и села рядом со мной.
– Сопереживание, привыкание друг к другу, интерес, сострадание, уважение, ревность… Испытывать все эти чувства к одной девушке – это нечто большее, чем просто любить, – Хирацука-сенсей считала чувства на пальцах, облокотив голову на другую руку, и смотрела на меня.
– Поэтому вы и не в силах расстаться, отпустить друг друга, и тянетесь друг к другу через расстояние и время. Может, это и есть настоящее.
– Может быть, не знаю, – пожал я плечами и цинично усмехнулся.
Наверняка я никогда не узнаю, было ли наше решение верным. Думаю, возможно, мы даже сейчас ошибаемся. Но наверняка можно сказать только то, что один какой-то ответ, указанный мне извне, меня не убедит.