Устремлённый вдаль взгляд Руми был ужасно грустным, но в то же время в нём светился прекрасный луч надежды.
Руми Цуруми всё ещё верила, всё ещё ждала. Она цеплялась за надежду, что в новом окружении всё может измениться.
Но эти надежды беспочвенны.
— Извини, что так говорю, но этого не будет.
Персоной, высказавшейся столь резко, конечно же, была Юкино Юкиносита.
Руми обиженно посмотрела на неё. Но Юкиносита не отвела взгляд.
— Те, с кем ты сейчас ходишь в младшую школу, пойдут в ту же среднюю школу, что и ты. И история повторится. — Холодно сказала она, даже не пытаясь смягчить слова. — А те, кто придёт из других школ, к ним присоединятся.
У тех, кто переходит из местной начальной школы в местную же среднюю, отношения остаются неизменными. Ты вынужден начинать с тем багажом, что получил в начальной школе. И даже если ты заведёшь новых друзей, у тебя на пути могут встать старые долги.
Твоё прошлое будет беспощадно всплывать в форме забавных историй и шуток. И когда твою роль сведут к удобному средству связи для этих пацанов и девчонок, тебе конец.
Все молчали.
Я не мог ничего возразить. И не только я, Юигахама тоже недовольно молчала. Даже Руми ничего не сказала, ни единого слова.
— Ты ведь и сама отлично это понимаешь, так? — Добавила Юкиносита, словно нанося завершающий удар.
Потом посмотрела на молчащую Руми и плотно сжала губы, словно борясь с чем-то. Может быть, она видела в стоящей перед ней девочке своё прошлое.
— Я понимаю… — Сорвался с губ Руми покорный тихий шёпот. — Я и правда делала глупости, — пробормотала она, словно смеясь над собой.
— Что случилось? — Мягко спросила Юигахама.
— Мы много раз выкидывали кого-то из компании… но в конце концов снова начинали с ними разговаривать. Это у нас было что-то вроде развлечения. Кто-то всегда предлагал сделать так, а остальные с ней соглашались.
Руми говорила спокойно, но от её слов по коже бежали мурашки. Что за история такая? Страшно же до чёртиков.
— Потом выкинули одну из самых популярных и разговорчивых девочек, и я тоже держалась от неё в стороне… но не успела даже ничего понять, как оказалась следующей. Я даже не сделала ничего плохого.
Уверен, тогда это казалось хорошей идеей. Нет, не потому, что на то была чёткая причина. Просто странное чувство, что поступить надо именно так.
— Понимаете, это потому, что я много чего наговорила той девочке.
Вчерашние друзья могут сделать из твоего секрета шутку, чтобы на следующий день повеселить остальных.
Когда ты уже в шестом классе, наверно, тебе уже довелось влюбиться. И хотелось поговорить с кем-то об этом незнакомом чувстве, с которым не можешь справиться. Но говорить об этом неловко, и ты признаёшься тому, кому доверяешь, в разговоре с глазу на глаз. Вот почему люди начинают распространять сплетни, сначала клятвенно уверив, что сохранят всё в тайне? Клуб Дачо37 из себя корчат, что ли?
Сейчас я могу говорить об этом со смехом, но тогда казалось, что больнее ничего и быть не может.
Ты можешь верить кому-то и доверять ему свои секреты, но рано или поздно получишь удар в спину.
Не существует такого понятия, как стереотипный плохой человек. В обычных условиях каждый более-менее хорош, как минимум обычен. Но в трудную минуту он может внезапно измениться, проявляя свою истинную суть. И это самая пугающая человеческая черта. Надо всегда быть настороже.
Неожиданно всплыла в голове цитата из Нацумэ Сосэки.
Не существует людей, плохих от природы. Все в это верят, и я не исключение. Я не сомневаюсь в существовании добродетели.
И всё же люди, почуяв выгоду, обнажают клыки.
Люди рационализируют своё поведение, когда заражаются злом. Они не считают себя злыми. И чтобы сохранить свою искривлённую целостность, они искривляют весь мир.
Кто-то, кто вчера был «крутой», сегодня оказывается «выпендрёжник». Кто-то, уважаемый как «умный и знающий», сегодня презираем за «свысока смотрит на троечников». «Бодрый и энергичный» превращается в «доставучий и без тормозов».
Чтобы карать преступления в искривлённом мире, людям нужен меч правосудия. Не в силах утвердиться самостоятельно, они объединяются с другими заговорщиками. Они разговаривают друг с другом о беспринципности и греховности как о само собой разумеющемся. И вычищают культуру, исходя из собственного чувства справедливости. Они способны из мухи раздуть слона.
Если это не обман, тогда что это?
В том закрытом мирке ты дрожишь от одной мысли, что можешь оказаться следующим. И прежде, чем это может случиться, ищешь козла отпущения.
Затем цикл продолжается. Ему нет конца.
Какой смысл строить дружеские отношения, если тебя принесут в жертву ради чьего-то достоинства?
— А что, если… так будет и в средней школе?
Руми всхлипнула, её голос дрожал.
Словно заглушая её, раздался крик восторга. Он прозвучал даже не в десятке метров поодаль, он слышался словно из какой-то странной, далёкой земли.
Ложка со стуком ударила в тарелку.
Проводив взглядом Руми, молча возвращающуюся к группе с застывшим на лице выражением частичной покорности, мы тут же вернулись к своей кастрюле.
Картошка в карри, за которым следила Хирацука, отлично смешалась с остальными продуктами. От кастрюли шёл аппетитный запах.
Рядом с кухней стоял длинный деревянный стол с посудой и две скамейки. Мы начали смотреть, где нам сесть.
Первой села Юкиносита. Она без колебаний выбрала себе место на углу. Следующей оказалась Комачи. Ясен пень, она пристроилась рядом с Юкиноситой. Затем опустилась на скамейку Юигахама. А следующей, как ни странно, Эбина. Миура расположилась на противоположном углу. Я думал, она захочет сесть в центре, но нет.
Потом места начали выбирать парни. Тобе сел перед Миурой. Прямо будто присматривать за ней собрался. Рядом с ним угнездился Хаяма.
Чтобы оказаться рядом с теми, с кем я сидеть не возражаю, я решил ждать, пока выберут все остальные. Если подумать, в подобных ситуациях я всегда жду до последнего. Вы знаете, кто я. Я великодушный парень, пропускающий свою очередь из благородства.
Кажется, за Хаямой могут расположиться Тоцука, Хирацука или я.
— Э-э… — Тоцука посмотрел на Хирацуку, потом на меня, явно погрузившись в глубокие раздумья. — Х-Хачиман, где ты хотел бы сесть?
— Да где угодно. Подожду, пока все сядут.
— Лучшее напоследок, да? — Спросил Тоцука.
— Э-э, не совсем…
Это всё навалившиеся на меня обстоятельства. А не вопрос веры или нетривиальное мышление.
— Лучшее напоследок… Я поняла! Теперь я поняла. Я понимаю, как это… Я понимаю, как это должно быть.
Пробормотала себе под нос Хирацука. С таким выражением лица, словно на неё только что снизошло божественное озарение. Слишком она болезненно реагирует на слово «последний» и иже с ним… О господи, кто-нибудь, женитесь на ней наконец.
— М-м, я сяду… — Сказал я. — А ты где сядешь, Тоцука?
— Я не против быть рядом с тобой.
У меня даже язык отнялся.
Тоцука только что сказал нечто совершенно нелепое, мне требовалось время, чтобы прийти в себя. Он прижал руку к губам, словно сам только что сообразил, что он выпалил.
— Не-немного странно получилось. Я имею в виду, мы обед готовили, потом с детьми возились, так и не получилось поговорить, вот и всё… — Объяснил он, хотя суть сказанного осталась неизменной. Сейчас он казался даже большим милашкой, чем раньше.
— Ну, как скажешь. Давай садиться.
От смущения, приправленного изрядной долей робости, я подтолкнул Тоцуку в спину, поторапливая.
37
Популярное японское комедийное трио. Основная хохма - сказать «ни за что не сделаю ***» и в конце концов таки сделать.