А Харуно Юкиносита, дольше всех жившая с ней, равнодушно улыбается.
Харуно с жестокой улыбкой объясняет, как очаровательна и жалка её младшая сестра, которая тянется следом и не может догнать, которую всегда отвергают. Не знаю, как так случилось, что её не принимают. Друг, семья, родители, а может, и судьба? Но как бы то ни было, лишь самой сильной, Харуно Юкиносите, приходит в голову, что она может быть жалкой. Такая мысль не раз посещала меня.
Юи Юигахама, и сейчас пребывающая рядом с ней, кричит, что любит её.
В этих словах нет никакого преувеличения, лишь неуклюжесть и искренность. Признание выглядело так красиво, как я никогда не видел. И тем не менее, Юигахама упирается в стену. Но всё равно хочет стать ближе, и ради этого готова даже обратиться за помощью к такому, как я.
А что же тогда Хачиман Хикигая?
Неужели я до сих пор так ничего и не понял?
Бывало, конечно, что я мог понять почему она поступает именно так. Но это не значит суметь понять её чувства.
Всё потому, что наше положение настолько схоже, что я мог провести аналогию между нами. Но это не более чем случайное совпадение.
Люди всегда видят только то, что хотят увидеть.
И сдаётся мне, я тоже выбирал лишь то, в чём мы схожи.
Умение держаться в стороне от остальных, придерживаться собственных понятий о справедливости, отбрасывать то, что невозможно понять – я пытался привить себе эти прекрасные, сверхчеловеческие качества, которыми она без сомнения обладала.
Я… не думаю, что я хотел знать о ней что-то ещё.
Юкино Юкиносита, на которую я всё это время смотрел.
Всегда прекрасная, всегда искренняя, никогда не лицемерящая и даже порой говорящая лишнее, она не нуждалась в чьей-нибудь поддержке.
Она напоминала замораживающее голубое пламя, хоть и грустно мимолётное.
Такова Юкино Юкиносита, которой я, конечно же, восхищался.
Глава 8. Юкино Юкиносита на мгновение замирает на месте
Тридцать первое августа и первое сентября.
Плавный переход без чёткого момента, когда один день превращается в другой.
Граница между обычным и сверхъестественным.
Когда сталкиваются будни и выходные, история Хачимана Хикигаи рвётся прийти к концу.72
Конец каникул так переполнен энергией зла, что может направить мир на скверный путь.73
Итак, сегодня снова начинаются занятия.
Улица, по которой я гнал свой велосипед, опять была запружена учениками, как и два месяца назад. И чем ближе я оказывался к школе, тем шумнее становилось вокруг. Конечно, каникулы кончились, теперь есть о чём поговорить.
Учась в этой школе больше года, я уже узнавал некоторые лица. Узнавал, но не более того.
Когда я видел Тобе или проезжал мимо Эбины, мы не здоровались и не заводили разговор.
Летний сон то или нет, но единственным случаем, когда мы разговаривали, был летний лагерь. Есть способы держать дистанцию как в школе, так и вне её.
Конечно же, я прекрасно это понимал.
И потому как обычно молчал, проскальзывая мимо всех, включая Кавасаки.
Если бы мне надо было уподобиться тем придуркам, пришлось бы хлопать по плечу тех, с кем даже не дружу, и спрашивать, где они так загорели. Но учитывая, что я даже не в курсе, какого цвета до того у них была кожа, честнее будет вообще не встречаться с ними взглядом.
У входа в школу собирались множество компаний, уж не знаю, так же они думали или нет.
Но стоило им заметить кого знакомого, тут же начинались бурные проявления радости.
Думаю, они так довольны, когда с ними заводят беседу, потому что это утоляет их жажду признания.
Быть узнанным, быть признанным, быть тем, с которым заговаривают – всё это помогает им поднять самооценку и вызывает бурную радость.
Вот почему, если я уверен в себе, мне не нужно тратить время на подобную фигню.
Можно сказать, быть одиночкой – это не значит жить в изоляции, это значит утверждать своё истинное «я».
Люблю я себя за такие мысли. Я самый лучший!
Я сам удовлетворяю свою жажду признания и сам обдаю себя любовью. Но её переизбыток может привести к интоксикации. Не значит ли это, что я оказываюсь на стороне, изливающей любовь в мир?.. Да я просто настоящий бог.
Прокручивая в голове всю эту ерунду (в реальном мире такое называют философствованием), я шёл по коридору.
Школьное здание, в котором я провёл уже половину своей жизни старшеклассника.
Вид, к которому я привык и который хронически забываю.
Но на этом привычном фоне обрисовался силуэт стоящего человека, который я, конечно же, забыть не могу.
На лестничной площадке, раскаляемой падающими сквозь стёкла окон солнечными лучами, витала пугающая атмосфера, не позволяющая никому приблизиться.