— Да. Но поторопиться на всякий случай – это хорошая идея.
С горькой улыбкой ответил Хаяма. Миура ухватила его за руку.
— Хаято, пошли уже. Тут интересно. Мы первые.
Они с Хаямой двинулись вниз по ступенькам.
— Чёрт, там так темно, что я весь мандражу.
— Хм-м… Хех, такая темнота… Хаято с Хикитани должны были пойти вместе…
Тобе с Эбиной направились следом. Просто здорово… Я рад, что оказался подальше от Хаямы…
— Ладно, Хикки, пошли и мы.
— Угу.
Когда мы спустились и повернули за угол, нас окутала тьма. Ещё через несколько шагов исчезли последние отблески света.
Главное было не отпускать обмотанный чётками поручень, иначе, боюсь, мы сразу же потеряли бы всякое чувство направления.
Хоть открывай глаза, хоть не открывай, ничего не менялось. Настоящая тьма бездны. На каждом шагу мы осторожно ощупывали ногой место, куда ступаем. Наверно, со стороны мы смахивали на пингвинов.
Когда отказывает зрение, обостряются все остальные чувства.
В нескольких шагах впереди слышались голоса Миуры и остальных.
Миура бессвязно повторяла одни и те же слова, словно буддистскую мантру. И от этого становилось ещё страшнее.
— …Боже, как темно, как темно, ка-а-ак темно, как темно…
— Это потрясающе.
Сказал Хаяма. То ли отвечая Миуре, то ли самому себе.
— Вау, как тут темно, ну ваще, теперь совсем темно…
Бормотал Тобе, словно стараясь сам себя подбодрить. — Ну да, ну да, — Отвечал ему кто-то. На секунду мне показалось, что я слышу Бульбазавра,28 но наверно, это всё-таки была Эбина.
Обострился не только слух. Осязание тоже.
Мы шли наощупь.
Наши босые ноги пронзал холод. Но мурашки по коже бежали не от него. Это был настоящий страх. То, что не можешь увидеть, не можешь понять, не можешь постичь, не можешь определить – всё это вызывает страх и беспокойство.
Охваченные непривычными чувствами, мы продвигались вперёд, держась за поручень с чётками. Вдруг моя рука легла на что-то тёплое. Я невольно остановился, и кто-то уткнулся в меня сзади.
— Ай! Извини. Ничего тут не вижу.
Это был голос Юигахамы. Ничего не видя, она потрогала мою руку и спину, убеждаясь, что я здесь.
— Ничего. Я и сам тут ничего не вижу…
Да, мы бредём в кромешной тьме. И ничего не можем поделать. И в такой темноте, когда охватывает беспокойство, схватиться за чью-то одежду или руку – дело совершенно естественное. Да и не так уж давно я держался за руку с Комачи, так что это совсем, совсем-совсем меня не раздражает. Я очень терпелив.
— Хикки, ты всё время молчал, вот я и подумала, что ты заблудился.
— Обычно так оно и случается. — Небрежно заявил я.
И потому у меня просто огромный опыт. И потому скорость, с которой я иду домой, и моя ментальная защита крайне высоки. В ответ прозвучал сдавленный смешок. Или просто горький.
Я воспринял его как сигнал двигаться дальше. Правда, меня по-прежнему что-то тянуло за рукав.
После нескольких поворотов в непроглядной тьме впереди наконец что-то замаячило.
Смутный, неясный белый свет. Словно светящийся камень.
Мы подошли к этому камню, и я наконец сумел разглядеть лицо Юигахамы.
— Кажется, мы должны загадать желание и повернуть камень.
— Хм-м.
Мне, в общем, и желать-то нечего. Стабильный доход, хороший дом, крепкое здоровье – вот, собственно, и всё. Впрочем, и это уже немало.
Но просить у Будды и богов что-то материальное не совсем правильно. Упорный труд, как правило, позволяет и самому этого добиться. Надо просить то, чего сам добиться не в состоянии, так ведь?
Лучше всего просить кому-то что-то даровать. Или кого-то чего-то лишить.
— Ты уже решил, чего пожелаешь?
Голос Юигахамы оборвал мои пустые рассуждения.
— Угу.
Ответил я, хотя на самом деле ничего не решил… Ладно, пожалуй, загадаю, чтобы Комачи сдала вступительные экзамены.
— Хорошо. Давай повернём его вместе.
Мы вдвоём повернули круглый китайский столик с камнем на нём. Юигахама с очень серьёзным видом плотно зажмурилась.
И дважды хлопнула в ладоши. Дура, так перед храмовыми алтарями делают.
— Отлично, пошли!
Почему-то она вдруг стала очень энергичной. И я, подталкиваемый в спину, был вынужден снова ступить во тьму.
Правда, очень скоро впереди замаячил выход. Словно камень был кульминацией путешествия.
Поднявшись по ступенькам, мы окунулись в долгожданный свет.
И вместе с уже вышедшими до нас с облегчением вздохнули и от души потянулись.
— Ну как? Словно переродился, верно?
Спросил старичок у входа с кансайским акцентом. У Тобе спросил.
— Ну-у, типа за горизонт прогулялся. Это и зовут перерождением, ага?
Ого, переродившийся Тобе ничем не отличается от прежнего.