Поднял руку один из членов школьного совета Кайхин Сого. Понял, что свой председатель в беде, и поспешил на помощь.
— Если проблема во времени, не лучше ли будет не выдвигать новый план, а скооперироваться в работе над предыдущим, как изначально и планировалось? При эффективном использовании бюджета ЭКОНОМИЧЕСКАЯ ЭФФЕКТИВНОСТЬ будет высока.
Записывая реплики в протокол, я вдруг ощутил странное чувство дискомфорта.
Таманава не против разделения праздника на две части. Но непреклонен в желании делать всё вместе. Почему? Пытаясь найти причину своего беспокойства, я подал голос.
— Так ли нам необходимо работать вместе?
— Сотрудничество позволит организовать большое МЕРОПРИЯТИЕ за счёт ГРУППОВОЙ СИНЕРГИИ.
— Я не вижу здесь никакой синергии. Ты всё время говоришь «большое мероприятие», но такими темпами у нас вообще никакого мероприятия не получится. Почему ты так сосредоточился на совместной работе?
Только тут я заметил, сколько критики в моих словах. Не меньше её чувствовалось и в пошедших в мой адрес шепотках.
Главная ошибка всех этих совещаний — отсутствие отказа. Его не было с самого начала. Вот почему, когда что-то было не так, никто не мог это исправить.
Я тоже не мог ничего отвергать. Тогда я думал, что так тоже можно что-то создать.
Они слушали друг друга, были предупредительны друг к другу, и за всем этим скрывалась ложь.
Но всё не так. В отказе нет ничего плохого.
Некоторые вещи понимаешь, только когда видишь свою ошибку. Безоговорочное согласие на любую бесполезную фигню — это худшая форма отказа. Наверно, это тоже отвергнут.
Таманава торопливо заговорил, словно разнервничавшись.
— Это отход от концепции плана. Кроме того, мы достигли КОНСЕНСУСА, решили разделять ОБЩИЙ ДИЗАЙН и…
Верно, мы пришли к консенсусу и вместе обговорили дизайн.
Ради того, чтобы ответ всех убедил, нас заставили согласиться, вынудив не обращать внимания на боль, которую это нам причиняло.
Всё решено. Кто возражает — еретик. Нам насильно впихивали эти мысли в сознание.
А когда всё пойдёт прахом, можно будет сказать «мы все так решили». Разделить между всеми ответственность, облегчить тяжесть неудачи, обезличить позор. Словом «все» каждого загонят в соучастники.
Вот почему я должен возражать. Потому что я понял, в чём ошибался. А значит, не могу согласиться с таким решением. Да, я знаю, что был неправ. Но мир был неправ куда больше.
Я посмотрел на Таманаву. Мои губы сами собой искривились.
— …Нет. Ты слишком тщеславен, если думаешь, что у тебя всё получится. Ты не можешь признать, что неправ, потому что хочешь скрыть свои ошибки. Ты пытаешься своим планом и словами выбить согласие у остальных, чтобы самому стало легче. Всегда приятно свою вину спихнуть на кого-то другого.
В моём голосе невольно прорезалось самоуничижение, словно я заглянул в недавнее прошлое.
Добрый мир, где не бывает отказов — всего лишь иллюзия. Совещания были совещаниями лишь на бумаге, куда записывались поверхностные аргументы. Так ты мог обманывать себя.
Но это не более чем притворство.
Мой голос вдруг словно разнёсся по всей комнате, отдаваясь эхом, негромко, но снова и снова. Окруживший меня вихрем, он будто высосал всё тепло из направленных на меня взглядов.
— Дело не в этом, думаю, нам просто не хватает КОММУНИКАЦИИ.
— Давайте немного ОСТЫНЕМ, а когда успокоимся, обговорим всё снова.
В голосах со стороны Кайхин Сого слышалась холодная закостенелость. Их отношение так и не изменилось. Они просто пускали пробные шары, стараясь понять, что не так и как вернуть всё на круги своя.
Но все их попытки разрушил раздавшийся голос.
— Может, развлекаться притворством в другом месте будете?
Он был совсем негромким, но нескольких слов хватило, чтобы комнату окутала тишина.
А голос зазвучал снова.
— Сколько ни слушаю, одни пустые разговоры. Неужели так весело притворяться, что вы проводите совещание, и имитировать работу, вставляя куда попало слова, которые только что выучили?
Это говорила не кто иная, как Юкино Юкиносита. Вызывающий поначалу голос постепенно становился ровным.
— Вы устраиваете дискуссии, говорите общие слова и думаете, что всё понимаете. Но до сих пор вы ничего не сделали. И ничего вы так не добьётесь… Ничего не создадите, ничего не обеспечите, ничего не получите… Это лишь притворство.
Я глянул на Юкиноситу. Она сжала кулаки и опустила глаза.
Но затем вскинула голову и устремила вперёд свой холодный взгляд.
— Может, перестанете тратить наше время на такую ерунду?
В комнате повисла мёртвая тишина. Напор Юкиноситы ошеломил всех настолько, что они потеряли дар речи. Бесконечно повторявшиеся аргументы словно засосал вакуум.
— Ум-м, может, не заставлять себя работать вместе, раз уж это немножко сложно получается, а решить, что веселее будет две части делать? Так и индивидуальные особенности наших школ лучше видны будут, — старательно попыталась сгладить ситуацию Юигахама. А затем повернулась к ошеломлённо застывшей фигуре.
— Верно, Ироха?
— А, да. П-пожалуй, так лучше будет.
Юигахама бросила взгляд на сидящую напротив Каори Оримото.
— Н-ну как? Пойдёт?
— Э-э, ну, это… Пойдёт? — машинально пробормотала Оримото. Неуверенно повернулась к соседу, а затем кивнула.
В компании, где никто никогда не возражал, высказанное мнение дальше покатилось лавиной.
Долгое, бесконечно долгое совещание наконец завершилось.
В комнату вернулась былая оживлённость. Школьный совет Соубу на совещании добился своего, и теперь мы могли начать подготовку мероприятия. Над разбросанными по столу книгами и бумагами шло обсуждение, какую пьесу ставить.
Я видел это краем глаза, стоя рядом с Юкиноситой у доски перед расстроенной Ишшики. Юигахама поглядывала на нас с кривой улыбкой.
— Что вы тут наговорили, а? Всем настроение испортили, понима-а-а-аете? Не думали, что так мы всё мероприятие угробить можем?
Скрестившая руки Ишшики недовольно дулась, что придавало ей какую-то порочную миловидность.
— Я не сказала ничего неправильного.
Юкиносита отвернулась, словно обидевшись. Ишшики недовольно поморщилась.
— Может, и так, но надо больше внимания уделять настроению и всему такому, понима-а-а-а-аете?
Юкиносита снова отвернулась. Точнее, мне так показалось, а на самом деле она бросила взгляд на меня.
— Если ты ждёшь от этого человека внимательности к чужому настроению, то напрасно. Он даже в клубе лишь книжки читает.
— Какая жалость. Кстати, как заядлый читатель, я прекрасно умею читать между строк. Кто тут только что из себя вышел, а?
Она озадаченно качнула головой.
— Ишшики же признала, что я была права, верно? Значит, не было причин злиться.
— А я о чём? Слушай, что тебе говорят.
Ишшики постучала по доске.
— Э-эй, вы меня слу-у-ушаете? Я вам обоим сказа-а-а-ала.
— Л-ладно, ладно, всё же хорошо кончилось, — влезла в разговор Юигахама. Ишшики вздохнула, капитулировала и слегка надула губы. Юигахама повернулась к ней.
— Мероприятие мы не завалили, так что радоваться надо. Да?
— …Ха-а, да не такое уж это большое дело. Ну и… да, как-то даже легче стало.
А я её ещё вечной притворщицей называл. Но кто бы мог подумать, что Ишшики, которую совершенно не интересовала работа в школьном совете, будет беспокоиться, как бы не сорвалось мероприятие…
— Но то и это — вещи совсем разные, понима-а-а-аете? Теперь всё сложнее будет, — расстроенно пробормотала Ишшики.
— А-а, ну да, извини.
Вообще говоря, я действительно был неправ, потому и извинился. До сего дня с Таманавой напрямую общались лишь я и Ишшики. Но после сегодняшнего совещания он вряд ли захочет со мной разговаривать. А значит, Ишшики многое придётся делать за меня.