— Гх-х-х-х… Н-но без таких сцен книги не продаются… так что ты должен… это…
— История слишком длинная, в тексте полно сложных иероглифов, так что его в самом деле тяжело читать. Да, и пожалуйста, воздержись давать другим читать незаконченные книги. Наверно, тебе стоит поднабраться здравого смысла, а потом можно будет поговорить и о твоём литературном стиле.
— А-а-а-а!
Заимокуза с воплем раскинул руки. Он задрал голову, уставившись в потолок, плечи содрогались. Такая реакция изрядно раздражает, так что надо бы завязать с этим…
— Давай на этом остановимся. Думаю, если ты выложишь всё единым махом, это может плохо кончиться.
— Я ещё не закончила… Хотя ладно. Юигахама, твой черёд.
— А?! Мой?!
Юигахама явно была ошарашена. Заимокуза умоляюще посмотрел на неё со слезами на глазах. Похоже, она пожалела беднягу и теперь судорожно пыталась придумать хоть какой-то комплимент, пялясь в никуда.
— Это… Похоже, ты знаешь много сложных слов…
— А-а-а-а-а!
— Всё, ты его добила.
Такие слова для начинающих авторов — абсолютное табу. Ведь если подумать… Выходит, это единственная хорошая вещь, которую Юигахама могла сказать о творении Заимокузы. На самом деле это общие слова, которые говорят автору, когда хотят от него отделаться. Они означают, что твоя работа никого не заинтересовала.
— Н-ну тогда… Хикки, давай ты.
Юигахама, кажется, готова была пуститься в бегство. Она вскочила и сунула мне свой стул. Я взял его и сел прямо перед Заимокузой, Юигахама пристроилась в сторонке.
Похоже, она не могла уже смотреть в глаза бледному и измученному парню.
— Г-х-х-г-х-х… Х-Хачиман. Ты ведь понимаешь меня, да? Мир, который я создал, это великолепие простора… Ты ведь понимаешь, да? Ты понимаешь величие моей истории, которое профаны и надеяться не могут оценить… Да?
Да… Я слишком хорошо его понимаю.
Я ободряюще кивнул. Устремлённый на меня взгляд Заимокузы светился абсолютным доверием.
Думаю, я должен ответить честно, это будет по-мужски. Я глубоко вздохнул и мягко сказал…
— Итак, у кого сюжет спёр?
— Гх-х-х?! Бнгх… Бульк…
Заимокуза рухнул на пол и начал кататься по нему. И остановился, лишь врезавшись в стену. Так и лежал дальше, не шевелясь. Остекленевшие глаза смотрели в потолок, по щеке катилась одинокая слеза. Казалось, он уже отдаёт концы.
— …А ты безжалостен. Это было определённо куда безжалостней того, что говорила я.
Ошеломлённо пробормотала Юкиносита.
— …Слушай…
Юигахама ткнула меня локтем… Кажется, она хотела, чтобы я ещё что-то сказал. А что тут скажешь?.. Я призадумался и понял, что совсем забыл упомянуть важнейшую вещь для ранобе.
— Знаешь, текст — это ерунда. Главное — иллюстрации.
Заимокуза несколько раз глубоко вздохнул, успокаиваясь, и поднялся как новорождённый оленёнок на трясущихся ножках.
Отряхнулся и посмотрел прямо на меня.
— …Ты… прочитаешь мою новую книгу?
Я не верил своим ушам. Онемел, не в силах понять услышанное, но он повторил снова… На сей раз уже увереннее.
— Вы прочтёте мою новую книгу?
Он смотрел на нас с Юкиноситой горящими глазами.
— Ты…
— Ты что, конченый мазохист?
Спрятавшаяся за мной Юигахама посмотрела на него с отвращением. Её взгляд, казалось, говорил «Сдохни, извращенец». Нет, Юигахама… Это не так.
— Ты в самом деле хочешь снова пройти через всё то, через что прошёл сегодня?
— Конечно. Это была очень жестокая критика, я уж начал думать, что лучше бы мне умереть, что я непопулярен и у меня нет друзей… Точнее, мне хотелось кого-нибудь убить.
— Конечно, могу понять… Скажи мне кто-нибудь такое, мне бы тоже захотелось убить.
Заимокуза не обратил на это внимания.
— Но… Но я всё равно был счастлив. Что моя работа кому-то нужна, её кто-то прочитал, кто-то критикует… Это правда здорово. Я сейчас не очень понимаю, как это назвать… Но я действительно счастлив, что мою книгу прочитали.
Заимокуза улыбнулся.
И это была улыбка не повелителя мечей… Это была улыбка Ёшитеры Заимокузы.
А, вот оно что…
У него не просто синдром восьмиклассника. Он страдает ещё и тяжёлой формой графомании.
Он хочет писать, потому что у него есть что-то, что он хочет рассказать другим. И радуется, если его творение тронет чьё-то сердце. Так что он будет писать, писать и писать, снова и снова. Даже если никто его за это не поблагодарит, он всё равно будет писать. Это я и называю графоманией.