Сам не успеваю понять, как дохожу до остановки. Подходит трамвай, народ, как очумелый, хлынул в него, сам я толкаться был не в состоянии, меня потоком заносит в салон, и оказываюсь я в самой толчее, так что сдвинуться невозможно. Я не держусь за поручни — лень тянуть руку — и болтаюсь в тесноте из стороны в сторону. Никого это не радует, но мне все равно, мне наконец-то так спокойно, что во всем теле слабость, вот-вот свалюсь. Какая-то такая непонятная эйфория, что ли. Такая лень, что даже газы неохота сдерживать или выпускать их бесшумно. Съеденный винегрет успел перевариться, и я громко газую. Вокруг такая вонь, что просто ужас. Окружающие недовольно переглядываются, никто не успевает понять, кто это сделал, и каждый молча подозревает соседа. Регулярно, примерно каждые три минуты, я возобновляю свою газовую атаку. Если б кто только видел себя со стороны — измученные, смешные лица. Не удержавшись, я прыскаю со смеху. Толстая тетка, злая, с капельками пота под носом от духоты, с такой ненавистью смотрит на меня, что я сразу понимаю, что она догадывается. Через секунду она взвизгивает прямо мне в ухо: «Как вам не стыдно!» Да так, что я оглох на одно ухо. Но, несмотря на это, я мило улыбаюсь ей и нагло говорю, что нехорошо свою вину перекладывать на других. От злости у нее немедленно появляются красные пятна, которые распространяются от шеи к лицу. Близится остановка, я вытаскиваю телефон злой тетки и тороплюсь к выходу. Дверь распахивается, и я выскакиваю. На улице многолюдно, офисный планктон возвращается с работы с озабоченными лицами, а мне весело.
Я шустро достаю сим-карту из телефона и швыряю в траву. Перехожу дорогу и вхожу в небольшой сквер. Приятно не торопясь так идти, когда спокоен, и мыслить лучше. Бурые листья лежат вдоль тротуара и гниют, этот запах почему-то напоминает мне деревню, весну, то время, когда копают огороды. Я иду дальше и пытаюсь вспомнить запах ранней весны, когда снег только-только начинает таять и с крыш капают сосульки, но так и не могу. Ну ничего, куда торопиться? Зато у меня назрел план дальнейших действий. Я уже точно знаю, что иду к брату. Звоню. Привет! Как дела? (Пауза.) Я иду к вам в гости. (Пауза.) Ничего страшного, не мороз, подожду. Я сажусь на скамейку, курю, потом поворачиваюсь, чтобы лечь на спину, и падаю на скамейку. Как же хорошо! Тишина. Никого. Я смотрю в предвечернее небо с золотистым оттенком, которое просвечивает сквозь голые ветви дерева, и вспоминаю детство. То время, когда обязательно хотел стать летчиком или космонавтом и казалось, что все мечты сбываются.
Куда уходит детство? Куда ушло оно? Наверно, в край чудесный, где каждый день кино. Где так же ночью синей струится лунный свет. Но нам с тобой отныне туда дороги нет.
Брат открывает дверь, Толик. входит, подает ключи брату.
Брат. Не пригодились?
Толик. Как Индия?
Брат. Фоток куча.
Толик. Как Тадж-Махал?
Брат. Стоит, наверно. Куда он денется.
Толик. Я имел в виду — впечатления.
Брат. Так мы же купаться ездили.
Толик. Ну, тогда конечно. Он на севере Индии. (Пауза.) А я бы хотел увидеть.
Брат. Ну увидел бы, и что?
Толик. Его Верещагин писал. Красиво.
Брат. Не знаю никакого Верещагина. Не грузи меня.
Толик. Купаться можно и поближе. Или вообще в бассейне.
Брат. Сравнил мне тоже жопу с пальцем. Думай, что говоришь.