Выбрать главу

Толик. Откуда у меня деньги?

Брат. А зачем тебе квартира, если ты в доме хочешь жить? Продал бы и в доме бы жил, и на жизнь бы хватало. Остатки можно же в банк под проценты. И живи себе припеваючи.

Толик. Дом — развалюха.

Брат. А ты хочешь, чтобы со всех сторон было прекрасно? (Смеется.)

Толик. Нет, я так не согласен. Дом полугнилой, зимой промерзнет насквозь, да и дорог там нет зимой, сугробы по шею, по тропинке ненароком шаг влево, шаг вправо — и трындец, по горло в снегу увязнешь. Нет, сами живите.

Брат. Нет так нет.

Толик. Ты что, против, что я туда езжу?

Брат. Мне-то чего, да скандалить неохота. Надоело. (Молчит.) Мы в Египет собираемся. Верка хочет, насели на меня с мелкой.

Толик. Вы же недавно из Хорватии вернулись.

Брат. Ну, так. Кстати, презент тебе небольшой от нас.

Я весь в ожидании, хотя ничего хорошего не жду, но все-таки надеюсь. Брат лезет в тумбочку, вытаскивает небольшую коробку и торжественно вручает ее мне. У меня захватывает дух, как у ребенка. После прошлого комплекта носовых платочков из Турции стильная коробка предвещает что-то более внушительное. Я нетерпеливо открываю ее, так что склеенный край картона рвется, но представшую перед моими глазами статуэтку я все же удерживаю. Лучше бы она упала и разбилась. Я вот прямо чувствую, как мое лицо вытягивается, окозляется, но я беру себя в руки и улыбаюсь. Статуэтка-пепельница — сидячий горец с огромным орлиным носом, с трубкой во рту, коричневого цвета, непропорционально огромной рукой он держит блюдце, которое и служит пепельницей. Переворачиваю эту хрень и стучу по ней кулаком. Блин, а я еще когда-то был недоволен носовыми платками.

Толик. Гипс?

Брат. Наверно.

Толик (усмехаясь). Представляет собой историческую ценность? (Развязно садится в кресло.)

Брат. Конечно. Ее прямо при нас слепили, максимум минут пятнадцать. Вот это я понимаю, умельцы. Не то что некоторые, всю жизнь сопли жуют. (Пауза.) Пойду помоюсь.

Толик. Мне бы денег немного взаймы.

Брат. Фоток куча, посмотри, я быстро. (Включает компьютер.) Папка Хорватия на рабочем столе. (Уходит.)

Пока брателло возится в ванной, я по привычке, оставшейся с детства, ковыряюсь в носу и смачно мажу под кресло. Да где только я уже здесь не мазал? Я, вообще, везде мажу. Я мечу территорию, как кобель. Так, приступим к фото. Вот они загорают. Народа, что яблочку некуда упасть, точь-в-точь морские слоны, лежащие впритык друг к другу. Верка с мелкой, Верка в купальнике, складки жира вываливаются из трусов, повыше такая же хрень, явный эффект гусеницы. Мелкая тоже еще тот кабанчик. О! Вот и брателло, дохлый как глиста, белый, как будто только-только из заточения, урод. И зачем фоткаться? Фото на память. Красивыми не были, так хоть молодыми были. Грустно на все это смотреть. Надо тоже купить фотик и самому себя, что ли, пофоткать. Буду привыкать к себе на снимках. Это ведь как? Вот увидишь в первый раз страшного человека, ужаснешься, а как привыкнешь к нему, он уже кажется даже ничего себе, даже симпатичным. Так что дело привычки. (Пауза.) Всей семьей возле какого-то озера ярко-бирюзового. Они же на фоне непонятного грота. Верка с мелкой притулились к памятнику. В жопу фотки, вот если бы одни пейзажи, тогда еще куда ни шло.

Входит брат в том же самом халате, вытирает голову полотенцем.

Брат. Красота, да? (Пауза.) Вот живут же там люди, повезло же им.

А Чехия? Ты же видел фотки с Чехии? Там так вообще! А пиво у них какое! У нас моча по сравнению с их пивом.

Толик. При желании и ты, наверно, мог бы уехать туда.

Брат. Не могу. Вот именно что не могу. Чехия — это тебе не Россия! Там кого попало к себе не принимают. Там думают о своих жителях, создают им условия для жизни, не раскидываются рабочими местами. А у нас что ни дворник, так таджик, что ни уборщица — опять таджичка. А они свою работу ни за что гастарбайтеру не отдадут, дудки!

Толик. Так ты же и не поедешь уборщиком работать.

Брат. У меня, в отличие от тебя, высшее образование.

Толик. Знаешь, сколько теперь с высшим образованием? И никто убирать не собирается, голодать будут, но убирать — ни за что.

Брат. Убирали бы, вылизывали бы все, если бы нормально платили. А нормально платить будут только тогда, когда этих не будет. Гнать надо их всех в шею.