Мое оправдание перед Светой выходит жалким, и брошенная трубка с многозначительным “ясно” мучает совесть настолько сильно, что мне становится тошно от самой себя. В то же время я понимаю: я не раз привозила им лекарства и ночевала вместе с простуженной Диной, пока она исправляла свою финансовую ситуацию. Могу же я хоть раз поступить не в ущерб своим интересам!
Перед тем, как мы трогаемся с места, Андрей набирает свою подругу и, уточнив размер моей одежды, просит достать сногсшибательное платье, идеально сочетающееся с белоснежными кроссовками.
— Извини, туфли не стал просить, у нее сорок второй. Там такие ласты… — смеется он, заводя мотор.
Когда над городом опускаются сумерки, и мы доезжаем, то я чуть не роняю челюсть. Плевать, какой у девушки размер ступни, если у нее ноги от ушей, то все, абсолютно все становится неважным. Настолько красивых и пропорциональных девушек я не встречала даже в стриптиз клубе, а ведь там за ее танец заплатили бы раза в три больше, чем мне.
Понимая, что измеряю внешность людей в гонорарах, я мысленно даю себе подзатыльник. Это не должно становиться привычкой.
Глава 5. О вьюнках и орхидеях
Граф
Мне часто приходится жертвовать своим досугом ради работы. Уже не сосчитать, сколько часов счастья было упущено из-за желания выделиться, придумать то, о чем никогда не догадаются другие и сделать великое открытие. А все почему? Потому что гордость не позволяет быть ниже остальных, а перфекционист, заложенный во мне природой, скрытый в недоступной для изучения части ДНК, не терпит беспорядка. Все должно быть сделано сейчас и непременно в лучшем виде.
— О чем задумался? — спрашивает Серега и делает затяжку.
— Об упущенном времени.
— Только не говори, что была бы твоя воля, то перевернул бы мир с ног на голову и нашел бы панацею от всех болезней. — Смеется он, хотя чья бы корова мычала. Сам такой же, как я — дай волю, месяцами будет чахнуть среди образцов и стеклянных колб.
— Я об Ане думаю. — Говорю ему правду. — Завтра разводимся.
— Жалеешь, что потерял?
— Нет.
Вру.
Серега хмыкает и пускает пару колец дыма.
— Когда Аленка от меня ушла, я тоже винил себя. Женщины, они ведь как цветы. Все разные, но требуют одного — ухода и внимания. Одни любят прятаться в тени и наслаждаться прохладой, другие требуют ласкового солнца и восхищенных взглядов. Кто-то ценит тебя за умение обильно орошать ее листья — неважно чем, ведь у каждой свои требования, — а кто-то вытягивает влагу корнями, иногда оставляя тебя ни с чем.
— Как это сделала твоя Алена?
Он хрипло смеется, и я вместе с ним.
— Надо отдать ей должное. В ботаническом саду она занимала бы место очаровательной орхидеи, которую садовник хоть и любит, но устает поливать…
— В тебе еще осталось место для романтики?
— А что делать? — разводит он руками и сигналит официанту. — Повторите нам. — Указывает на пустые стаканы.
Мы оба замолкаем, размышляя каждый о своей беде. Прохладный вечер отлично проветривает мозги, очищает разум от мусора, оставляя там только самое важное — мысли о любимых, которых мы потеряли. Мне горько признаваться, но я любил ее.
— Ты чего? — удивляется Серега моему цоканью.
— Я думал, будет действительно клуб.
— За кого ты меня принимаешь? — Его хохот привлекает внимание других посетителей. — Со мной разве что в литературный ходить. Ну или сюда. Мне, знаешь ли, приятнее общаться с женщинами в здравом уме, а не с амебами, влившим в себя три бутылки мартини и готовыми в любой момент уединиться в вонючем туалете.
— Вот поэтому у тебя до сих пор и не жены.
Теперь мы оба хохочем.
— Ты прав, в здравом уме никто на меня не клюнет. Ну и мне жаль мои будущие миллионы.
— Если моя совесть уснет, ты обязательно ее разбудишь и напомнишь о том, что я лох. Спасибо.
— Да всегда пожалуйста. — Он достает еще одну сигарету. — Передай зажигалку.
Я выполняю его просьбу, встаю и и смотрю на ясное небо, алеющее на горизонте. Острый аромат цветов и тихая музыка успокаивают, а машины, проезжающие в пятидесяти метрах отсюда, возвращают к реальности, напоминают, что мы все еще в пределах города, но чуть-чуть соприкоснулись с дикой природой.
— Тут неподалеку молодежь балуется, не хочешь глянуть? — говорит Буров. — Вроде как ночные гонки на мотоциклах будут.
Я вспоминаю, как часто эта самая молодежь пчелиным роем проносится под моими окнами и хмурюсь.
— Ты же не любишь большие скопления людей. Хотя там будет просто рассадник твоих любимых цветов.