— Э-э-э, минуточку! — Я успел спрятать горбушку за спину, и крючковатые пальцы Фармазона схватили пустоту. Нечистый дух поморщился, философски вздохнул и критическим взглядом обвел стены моей темницы:
— Да… не «Гранд-отель», что-то сыровато у тебя здесь, братец…
— Это точно, но мне кажется, ты хотел поговорить о другом.
— О чем? — мило удивился он, а у меня откуда-то появилось желание молча ударить кулаком промеж этих наивно-невинных глаз. С трудом сдержав свой недостойный порыв, я напомнил:
— Ты хотел рассказать о том, почему бросил меня одного на дороге. Я по твоему совету попытался выяснить, что почем, так меня окружают, вяжут, везут неизвестно куда, бросают в тюрьму, а тебя нет как нет! Кто вообще втравил меня в эту авантюру?!
— Стыдно задавать провокационные вопросы голодающему, — попытался перевести тему Фармазон.
— Ту не манж па сис жур? — подковырнул я. — Подайте бывшему члену Государственной думы!..
— Ты че прицепился? Че я тебе сделал?
— Ты меня бросил!
— Ну ни фига себе… Там прется толпа католических монахов с гробом и святыми мощами, у каждого на шее крест, в кармане Библия, во фляжке святая вода — и я же еще должен был им показываться?! Что ж я, сам себе враг? Да любому черту святая вода хуже, чем человеку серная кислота натощак! Я обещался тебя сюда провести?.. Провел. А что я голову положу за твое семейное благополучие — мы не договаривались!
— Ну ты и жук… — с невольным восхищением протянул я. — Оставил меня одного с агрессивными священнослужителями, сам в кусты и носу не кажет, а как только дело к завтраку, сразу набежал на готовенькое?
— Жмот! — обиделся Фармазон.
— Ничего не знаю, это моя тюремная пайка. Вот тебя посадят, тогда и получишь.
— Стыдно… стыдно! А еще культурный человек называется… Поэт! Слово-то какое, если вдуматься… высокое слово. Член Союза писателей! Тьфу, да за что ж тебя так обозвали… Ладно, Сергей Александрович, чего вам, собственно, от меня надо?
— Ничего, — бросил я, демонстративно откусывая кусок горбушки.
— Как ничего? — опешил он.
— А так. Я прозрел. У меня на многое открылись глаза. Я же христианин, помнишь? Мне от нечистого, с рожками и хвостом, ничего не надо.
— Э-э-э… ты, того-этого, не дури! Все понимаю, жена бросила, в дороге устал, кормежка свинская, чего не наговоришь в таком состоянии… Не волнуйся, я с тобой. Не горюй, Сергунь, щас быстренько чего-нибудь сообразим. Мы ж вдвоем сила! Ты только меня держись, не пропадешь.
— Ах, Фармазон, Фармазон, опять туманишь голову нашему дорогому хозяину. И за что нам тебя дали, чем мы такое наказание заслужили? Неисповедимы пути Господни…
Позади меня, грустно улыбаясь, стоял белый ангел. Сначала я обрадовался, а потом мне стало стыдно. Анцифер понимающе вздохнул:
— Все мы когда-нибудь совершаем ошибки. Вы не исключение… Не берите в голову, Сергей Александрович, я никого не упрекаю. Мне отлично известно, кто толкнул вас на столь опрометчивый шаг.
— Анцифер… мне, право, очень неловко…
— Не извиняйтесь! Не стоит, я давно все забыл… Одного не пойму, как вы поверили этому проходимцу?
— Я прошу прощения.
— Да не за что!.. Ради Бога, какие разговоры, мы же свои люди… Фармазон на ваших глазах выдергивает у меня пук перьев…
— Какой пук?! Че ты врешь-то? — взвился молчавший доселе черный братец.
— Анцифер, извините меня, пожалуйста.
— Нет, нет, что вы… Какие могут быть извинения?! И слышать ничего не хочу. Просто я считал вас интеллигентным человеком, а вы меня равнодушно бросаете…
— Ну, извините же…
— Сереженька, да ради всего святого, о чем вы говорите? Я ни капельки на вас не сержусь. Вы молоды, наивны, возможно, даже не слышали о разнице между Добром и Злом. Это, должен признать, весьма зыбкая грань. Поэтому ваш поступок поверг меня буквально в шок и…
— Анцифер, я в последний раз прошу вас принять мои извинения! — уже едва сдерживая раздражение, зарычал я. — В противном случае мне придется применить физическую силу.
— Что? — поразился ангел.
— В глаз получишь, вот что! — доходчиво объяснил черт. — Циля, ты своим занудством кого угодно в гроб вгонишь. Хозяин прав, он уже четверть часа перед тобой раскланивается, достаточно! Строишь из себя прокурора на Страшном суде…
Анцифер опомнился и покраснел. На какое-то время камера наполнилась напряженной тишиной. Я медленно разломил хлеб на три равных куска. Уж не знаю, как там кормят бесплотных духов, но эти двое управились со своими порциями меньше чем за минуту. Воду также поделили на троих.