Виная готовил Тосканини. Вместе они даже записали несколько пластинок. Он пел Отелло в “Ла Скала” и был видным мужчиной с черными вьющимися волосами и правильными чертами ли¬ца — настоящий синьор на сцене и в жизни. К сво¬им сценическим костюмам он относился с пре¬дельной тщательностью. Был умен и тонок. В Дал¬ласе и Ницце он исполнял роль Яго как баритон, я же пел Отелло. Он считался также теоретиком оперы и был одним из считанных иностранцев, способных петь в Б аи рейте по-немецки, — он вы¬ступал там в “Тристане и Изольде”. Тачер был американским евреем, низкорос¬лым, округлым, немного смешным, но как пе¬вец он отличался чрезвычайной музыкальностью, обладая легчайшим голосом и обширным репер¬туаром. Он владел надежной техникой, позволяв¬шей ему не отказываться ни от одного высту¬пления. Когда я приехал в Нью-Йорк, он был пер¬вым лирическим тенором “Метрополитен-Опера”.
Мне не забыть и некоторых поистине великих итальянских коллег моей эпохи. Джино Бекки, например, - выдающийся артист, мастер белька¬нто и сцены. Тито Гобби, непревзойденный Яго и тончайший певец-актер. Чезаре Сьепи с его изу¬мительным голосом. Наконец, с бесконечной тос¬кой п вспоминаю Этторе Бастьянини, обладателя одного из красивейших баритонов тех лет, ред¬костно соединявшего прекрасную дикцию и ма¬стерство бельканто.
В “Аиде” под управлением маэстро Клевы вместе со мной пела на открытии сезона 1951 го¬да в “Метрополитен-Опера” Зинка Миланова, классическая певица в стиле XIX века, округлая барочная красавица, типичная “примадонна”, дорожившая своим положением и не терпевшая ни советов, ни вмешательства в свои дела.
Aida - 17,20,26. 11.1951
Zinka Milanov, Elena Nikolaidi, George London,Jerome Hines - Fausto Cleva
22. 11.1951
Zinka Milanov, Nell Rankin [Debut], George London,Jerome Hines - Fausto Cleva
8. 12.1951
Delia Rigal,Blanche Thebom,George London,Cesare Siepi - Fausto Cleva
12. 12.1951
Zinka Milanov, Nell Rankin [Debut], George London,Jerome Hines - Fausto Cleva
Она просто чернела, когда кому-нибудь выпадал боль¬ший, нежели ей, успех. В те годы, перед появле¬нием Каллас и Тебальди, Миланова была первой непревзойденной звездой “Метрополитен”.
Помню еще одну сильную певицу, Райз Сти¬вене, женщину выдающейся красоты, с которой мне довелось петь “Кармен” в феврале 1952 го¬да.
Carmen - 19.02.1952
Risё Steven,Nadine Conner,Paolo Silveri - Kurt Adler
Так же как и Баум, Райз была чехословац¬кого происхождения. Она пользовалась опреде¬ленным успехом в кино и имела все шансы утвер диться в Голливуде. Вместе с Бингом Кросби эта обаятельная и умная женщина снялась в не¬скольких фильмах. Я запомнил ее очарователь¬ное исполнение “Самсона и Далилы”.
В “Кармен” произошел очень смешной слу¬чай, наделавший шуму и долгое время находив¬шийся в центре внимания нью-йоркской хроники. На одной из репетиций я настолько вошел в роль, что Райз при виде моих сверкающих ревностью глаз начала с испугом приглядываться ко мне. Она-то, наверное, и упросила режиссера дать мне как можно более невинное оружие, и на спек¬такле я получил “наваху” с деревянной ручкой и резиновым лезвием, выкрашенным серебристой краской.
Все шло гладко вплоть до четвертого акта, когда дон Хосе выхватывает кинжал для убий¬ства Кармен. Тут я заметил, что у меня в руках не оружие, а подобие какой-то селедки, болтаю¬щейся в разные стороны, и впал в ярость. Любая смешная подробность могла отвлечь внимание публики и сделать смехотворным весь эпизод. Отшвырнув мнимую наваху, я схватил острую шпагу, находившуюся в комнате Эскамильо, где происходила сцена. Когда Стивене увидела это неожиданное изменение в таком театре, как “Мет”, где невозможно ни на шаг изменить по¬ставленную режиссером мизансцену, она до смер¬ти перепугалась. В следующую секунду возник¬ла абсолютно реальная ситуация: прелестная Райэ Стивене бросается прочь от меня, я — за ней. На беду, она запуталась в кружевах юбки и упала на левую руку, громко вскрикнув от того, что под-вернула запястье. Тут я “пронзил” ее шпагой. Публика сидела, затаив дыхание. По поводу этого эпизода поднялась страшная шумиха. Телевидение и газеты обыгрывали его на все лады, а некоторые критики даже предполо¬жили, что я самовольно изменил режиссуру. Райз Стивене отделалась легкой болью и огромным страхом,..
За десять лет моих выступлений в “Мет” я перепробовал всевозможный репертуар. Трудно сказать, что именно принесло мне наиболее лест¬ный успех. После Андре Шенье
Andrea Chenier - 23.02.1955
Renata Tebaldi,Ettore Bastianini - Fausto Cleva
28.03.1955
Zinka Milanov,Leonard Warren - Fausto Cleva
грозный критик “Нью-Йорк Тайме” Олен Дон назвал меня “Tenor of Tenors” - “тенором из теноров”. В другой раз зрители балкона развернули транспарант метров на тридцать с надписью по-итальянски; “Виват Марио Дель Монако, король теноров!”
Ежегодно я проводил в Нью-Йорке много ме¬сяцев. Бывало, охваченный ностальгией, я отправ¬лялся в места, где бывали итальянцы, заходил е кафе “Феррара”, “Литтл Итали” поболтать с земляками либо шел смотреть какой-нибудь итальянский фильм, покупал в лавках итальян¬ские сладости. В свое время в кафе “Феррара” заходил и Карузо, а меня в ту пору чрезвычайно интересовал его жизненный путь. Мне хотелось пройти в Нью-Йорке по его следам, побывать там, где он бывал в начале века. Я обнаружил, что Карузо умер от гемоптизиса — легочного крово¬течения, вызванного какими-то каплями, кото¬рыми ему приходилось подлечивать голосовые связки. Он был вынужден зачастую петь по три спектакля в неделю и без помощи капель не мог полностью восстановить голос. Однако содержав¬шиеся в них масла за много лет употребления лекарства привели к хроническому заболеванию легких.
О Мафальде Фаверо, Джине Чинья, Зинке Милановой и Ренате Тебальди я уже упо¬минал. Однако вместе со мной в разное время выступали и другие примадонны. Так, Мария Канилья была моей главной партнершей по сцене в “Тоске”, когда мы выступали в пармезанском театре “Реджо”. Я всегда с большой симпатией вспоминал об этой милой неаполитанке, урожен¬ке Абруцци, которая никогда не затевала мелких дрязг, не устраивала сцен ревности, но все схва¬тывала на лету и радовала своей приятной внеш-ностью. Она даже физически помогала мне в высоких нотах, крепко поддерживая меня за спину.
Зато Лина Бруна Раза обладала самым ярким чувственным голосом, который мне когда-либо доводилось слышать. Эта невероятно привлека¬тельная падуанка являлась питомицей Масканьи. Я полагаю, подобной ей Сантуццы на свете не бы¬ло. Вспоминаю и Джульетту Симионато, мец¬цо-сопрано, с которой я особенно часто выступал на протяжении по меньшей мере двадцати лет. Миниатюрная, но вместе с тем энергичная и неу¬томимая женщина, обладавшая огромной силой воли, она выступала с великолепным репертуа¬ром, включавшим в себя одновременно и Верди, и Россини, и Моцарта. При этом она отличалась наимягчайшим характером. Ни разу я не слы¬шал из ее уст порицания или критики в адрес коллеги.
Затем, словно ураган, в оперный мир ворва¬лась новая примадонна - Мария Каллас. Ее карьера началась еще до войны одновременно с моей, но поначалу ничто не предвещало ей судьбы опер¬ной звезды такого уровня, чтобы соперничать с Ренатой Тебальди — величайшей звездой, восхо¬дившей в те годы. Я познакомился с Каллас Б Риме, вскоре после ее прибытия из Америки, в доме маэстро Серафима, и помню, что она спе¬ла там несколько отрывков из “Турандот”. Впе¬чатление у меня сложилось не самое лучшее. Ра¬зумеется, Каллас легко справлялась со всеми во¬кальными трудностями, но гамма ее не произво¬дила впечатления однородной. Середина и низы были гортанными, а крайние верхи вибриро¬вали.
Однако с годами Мария Каллас сумела прев¬ратить свои недостатки в достоинства. Они ста¬ли составной частью ее артистической личности и в каком-то смысле повысили исполнительскую оригинальность. Мария Каллас сумела утвердить свой собственный стиль. Впервые я пел с ней в августе 1948 года в генуэзском театре “Карло Феличе”, исполняя “Турандот” под управлением Куэсты, а год спустя мы вместе с ней, а также с Росси-Леменьи и маэстро Серафимом отправи¬лись в Буэнос-Айрес.