В конце 1955 года и Я наконец столк¬нулся с “божественной”. Мне предстояло по-явиться в “Ла Скала” после двухлетнего отсут¬ствия, которое было прервано одним-единствен¬ным выступлением в “Шенье” именно с нею и Протти.
ANDREA CHENIER – La Scala – 08.01.1955 – Callas, Protti - Votto
Я возвращался из Нью-Йорка, где с боль¬шим успехом исполнял “Отелло” совместно с Тебальди, “Кармен” с Райз Стивене и “Шенье” с Зинкой Милановой, после чего выступил на ве¬ронской Арене. “Ла Скала” нас с Каллас ожи¬дала “Норма”, ее боевой конь. Дирижировать должен был мой старинный друг Вотто. Я ехал в
“Ла Скала” ненадолго, так как месяц спустя мне предстояло выступить в венской “Штаатсопер” с “Кармен”, затем отправиться в долгие гастроли по Франции с “Тоской”, “Отепло”, “Девушкой с Запада”, “Самсоном и Далилой”, после чего уехать в Рио-де-Жанейро и Чикаго и, наконец, возвратиться в Нью-Йорк.
Переступив порог “Ла Скала”, я мгновенно почувствовал: позиции Марии Каллас стали на¬столько прочными, что любой партнер был зара¬нее обречен на положение вассала, Эти последние два года стали для Марии периодом подлинного подъема и крупнейшего триумфа. Все как милень¬кие терпели ее выходки и всячески потакали ее капризам. Дело было совершенно понятным, но я решил не поднимать шум и притвориться, что не замечаю, как накануне только ее одну фото¬графировали в премьерных одеяниях; пропустил мимо ушей и ее жалобы на акустику театра.
Все это выглядело достаточно смешно. Я услышал, как один из руководителей театра на ходу бросил вполголоса: “Вот тебе раз! Она, ви¬дите ли, только сейчас обнаружила, что в зале мало акустики”. Скорее всего, Мария находила мой голос слишком звучным и пыталась довести это до меня косвенным путем. Как бы то ни бы¬ло, ей удалось добиться, чтобы сцену вынесли впе¬ред на несколько метров.
Ясно, что открытие сезона должно было сов¬пасть с триумфом “божественной”. Однако и у меня имелось имя и целая карьера зa плечами, а также оказавшаяся под угрозой репутация. Кро¬ме того, я был тут не последним. Пришлось по¬говорить с директором театра Гирингелли и пот¬ребовать, чтобы тот отдал конкретные распоряжения относительно цветов. Я не хотел, чтобы их бросали на сцену из зала, и сказал: “Преду-преждаю. Как только мне станет известно, что для Каллас заранее готовят цветы и раздают их нужным людям из публики, я немедленно орга¬низую то же самое для себя. Судите сами, как бу¬дет выглядеть серьезный театр “Ла Скала”, если его сцена станет филиалом кладбища Музокко”.
Гирингелли заверил, что все будет как подо¬бает. И действительно, спектакль прошел без суч¬ка и задоринки. Мария насладилась своим триум¬фом, я тоже, однако иллюзия равенства просуще¬ствовала всего лишь одну ночь. На следующее ут¬ро в газете “Эпока” появилась обширная статья с множеством фотографий, посвященная нашему спектаклю. Марию Каллас по заслугам превозно¬сили, но в тексте говорилось, что под управле¬нием маэстро Антонио Вотто она “вместе с груп¬пой прочих солистов” блистательной звездой яви¬лась в “Норме”. Разумеется, это была откровенно состряпанная еще до спектакля статейка, но я не мог потерпеть, чтобы со страниц крупнейшей наци-ональной газеты меня публично называли “про¬чим солистом”. И пришел в неслыханную ярость. Я жил на улице Анелли, и редакция “Эпоки” нахо¬дилась прямо за моим домом на улице Бьянка ди Савойя. Я потребовал разговора с директором Энцо Бьяджи. Тот, выслушав мои доводы, согла¬сился, что мне нанесен моральный ущерб, и поста¬рался исправить положение. В следующем же номере опубликовали мой крупный фотоснимок в костюме Поллиона с подписью: “Триумфатор”.
Но столкновение с Марией оказалось всего лишь отсроченным. Во время одного из дневных спектаклей я сидел, гримируясь, в своей артистической, когда ко мне заглянул Этторе Пармеджани, бывший тенор, возглавлявший в ту пору офи¬циальную клаку “Ла Скала”. «Кое-кто, - ска¬зал Пармеджани, — требует, чтобы я не поддержи¬вал аплодисменты публики в твой адрес после арии “В храме Венеры со мною…”»
Я поразмыслил секунду. Либо крепко спаян¬ный “клан” дал трещину, либо там опасались, что мой чрезмерный успех затмит и без того блиста¬тельное выступление Марии. Всего за несколько дней до этого критик “Коррьере делла сера” Фран¬ко Аббиати написал следующее: “На нашей па¬мяти не было другого такого Поллиона, как Марио Дель Монако”.
Разумеется, я любил Марию и восхищался ею, но и допустить, чтобы меня переплюнули, не мог. Когда доходишь до оперных вершин, такого рода подробности приобретают решающее значение для карьеры. Так же как и Мария Каллас, я нахо¬дился на вершине, твердо намереваясь пребывать там и далее.
В тот же вечер между мною и Каллас произо¬шел самый настоящий скандал. В третьем акте я заметил, что Мария стремится держать высокие ноты дольше, чем необходимо. Я понял, что борь¬ба началась. Я ответил в том же духе, насколько мог. Мария не уступала. Она была великолепной Нормой, я - не менее великолепным Поллионом.
NORMA – La Scala – 7.12.1955 – Callas, Simionato, Zaccaria - Votto
Когда я солировал, Мария во все глаза наблюдала за мной, выискивая признаки отступления. Я де¬лал то же самое с теми же намерениями. Естест¬венно, что по окончании акта публика разрази¬лась грандиозными овациями, но маэстро Вотто, выходя вместе с нами на поклоны, заметил, что у нас далеко не все в порядке. Когда закрылся занавес, Вотто раздраженно заявил: “Вы слишком увлеклись. Считаю, что необходима еще одна рабочая репетиция с форте¬пиано”.
Мария холодно перебила его: “Обошлись бы и без репетиции, если бы не скверные коллеги. И вообще, если бы кое-кто здесь был кавалером, он позволил бы мне сегодня показаться одной”.
Я обратил это в шутку. “Жаль, — сказал я, — но тут действительно кавалеры, и одна ты нигде не покажешься”.
“Истерик!” — закричала Каплас.
“Психопатка!” - сорвался я….
В это время под гром аплодисментов вновь открылся занавес. Мы заметили, что за нашим препирательством наблюдает публика и, видимо, страшно веселится. Опыт не дал нам оробеть; мгновенно изобразив на лицах улыбку, мы взя¬лись за руки и пошли на поклоны.
Когда занавес закрылся, Марию снова поне¬сло: “Я всех вас сегодня задавила!”
Как раз в тот вечер мне не хотелось оста¬влять за кем бы то ни было последнее слово, и я сказал довольно жестоко: “Не волнуйся, вот ско¬ро приедет Тебальди, приведет тебя в чувство”.
Мария взвилась как фурия. У нее были пре¬красные, словно точеные, руки и длинные лаки¬рованные ногти. Тигрицей она набросилась на ме¬ня, сдерживаемая своей личной горничной и Meнегини. Мы сцепились среди толпы, хлынувшей на сцену после спектакля. Кто-то утверждал, искренне или нарочно, что ему показалось, буд¬то Каллас при этом дала мне хорошего пинка. Это был чистый вымысел, но на следующий день об этом судачили все газеты. На некоторое время и я превратился в ее официального “врага”.
Мы повстречались год спустя в Нью-Йорке, в театре “Метрополитен”, где нам обоим пред¬стояло вновь исполнять “Норму”. Мария была слишком умна и респектабельна, чтобы демон¬стрировать оскорбленную гордость. Она повела себя так, словно между нами ничего не произо¬шло.
Norma – Metropoliten Opera - 29.10. 3,7,10. 11 1956
Maria Callas [Debut],Fedora Barbieri,Cesare Siepi,James McCracken - Fausto Cleva