Выбрать главу

Получив мяч, я обманным движением обошел Рене и устремился к штрафной площади. Снова обвел защитников, снова сделал удачный прицельный удар по воротам. Мяч попал в перекладину, но на этот раз я уже был готов добить его головой. Однако Рене дотянулся до мяча, и от его головы он влетел в ворота! В таких случаях и «отличившийся» игрок и его команда предстают перед зрителями в глупом виде. Я был уверен, что этот досадный промах выбьет команду «Васко да Гама» из колеи и тогда, несмотря на проливной дождь и тяжелое поле, нам легче будет забить мяч. На гол Рене трибуны ответили неодобрительными возгласами, но не потому, что «Сантос» повел в счете, а потому, что защитник помешал мне забить магический тысячный гол.

Времени оставалось еще много. Прекрасный передачей Клодоалдо вскрыл защитные линии соперника. Между мной и вратарем оказалось только двое — Фернандо и Рене, которые, однако, находились на некотором расстоянии друг от друга. Я мгновенно ринулся вперед, намереваясь вклиниться в эту брешь еще до того, как они возьмут меня в тиски с обеих сторон. Но Фернандо, стараясь предотвратить мой выход к воротам, поскользнулся на мокрой траве и врезался ногами мне в бок. Публика вскочила с мест. Одиннадцатиметровый!

Конечно, свой тысячный гол я надеялся забить не с пенальти. Но в тот момент я был мысленно согласен и с таким вариантом. Я уже не помню, как долго устанавливал мяч, размышляя о том, как бить. Все это время вратарь не спускал с меня глаз. Я пытался избавиться от всяких посторонних мыслей, не думать о важности этого гола для меня и всей команды. Я пытался сохранить спокойствие, в котором пребывал всего несколько секунд назад. Мне вспомнилось, как давно-давно, играя еще за команду мальчиков «Сантоса», я не смог забить гол с одиннадцатиметрового. Но это воспоминание я перебил мыслью о том, что, чем больше я тяну время, тем больше вероятность промаха. А если промахнусь? Черт возьми! Что ж, тогда забью свой тысячный гол в другой раз. В таком состоянии, когда тело словно истомилось в ожидании, а разум все еще переваривал суть происходящего, я разбежался, ударил по мячу и увидел, как он, обогнув вытянутые руки вратаря, врезался в сетку ворот.

Оглушительный крик стадиона, казалось, остановил дождь, не прекращавшийся в течение всего матча. Из-за ворот ко мне бросилась толпа фотокорреспондентов. Вслед ринулись сотни зрителей с трибун, не обращая внимания на полицию. Болельщики неслись по мокрой траве прямо ко мне. Кто-то сорвал с меня футболку и протянул другую, с огромной цифрой 1000. Потом меня подняли на плечи и понесли по полю. От волнения у меня выступили слезы. Толпы людей выкрикивали приветственные возгласы. Наконец меня опустили на землю, по требованию публики я неторопливо пробежался вокруг поля, чтобы все могли видеть мою «юбилейную» футболку. Я трусцой бежал мимо ликующих трибун «Мараканы», сердце колотилось в груди. Мне было радостно сознавать, что теперь конец всем переживаниям и что именно мне суждено было забить тысячный гол. Зрители стоя приветствовали меня.

Затем я отправился в раздевалку, а вместо меня на поле вышел запасной. Присев, я вдруг ощутил в себе какую-то пустоту. Неторопливо сняв новую футболку с цифрой 1000, я аккуратно сложил ее, чтобы сохранить на память об этом незабываемом дне.

На следующее утро на самых видных местах бразильских газет обсуждались два главнейших события: мой тысячный гол и вторая высадка на Луну американских астронавтов Конрада и Вина. Конечно, это были несравнимые вещи. Пилотируемый полет на Луну, причем не в первый, а во второй раз, являлся, разумеется, более значительным событием, чем какие-то страсти на футбольном поле. Однако лично мне они доставили радость: наконец-то кончился ажиотаж вокруг тысячного гола. Этот гол был забит в моем девятьсот девятом матче, и теперь я мог спокойно играть, целиком посвятив себя более важному предстоящему событию — матчам на первенство мира по футболу 1970 года.

Глава пятнадцатая

Тренер Жоао Салданья сдержал свое обещание — блестяще провел бразильскую сборную через отборочные матчи. Однако затем он стал все чаще проявлять трудноуправляемый характер и серьезно беспокоить нас своими неуравновешенными выходками. Он и раньше в беседах с журналистами частенько терял самообладание, но теперь стал пускать в ход кулаки, а однажды, накинувшись на какого-то клеветника, даже выхватил пистолет. К счастью, пистолет дал осечку, и стоявшие рядом успели вырвать оружие у тренера.

И все же несправедливо винить Салданью за то, что у него сдавали нервы. Слишком много журналистов торчало на наших тренировочных играх с целью придумать какую-нибудь сенсацию, в которой не было ни грана истины. После этого любая беседа нашего тренера с представителями прессы заканчивалась дракой независимо от ранга журналиста. Если на краю поля появлялась группа людей, было ясно, что Салданья в очередной раз пригласил кого-то для выяснения отношений с помощью кулаков. Тренер готов был наброситься на любого, позволившего себе сказать о нем что-нибудь обидное. В общем, руководителям комиссии надоело приносить извинения за поведение Салданьи. К тому же тренер сборной стал постепенно утрачивать власть над игроками.

Когда главе технической комиссии Антонио ду Пассу стало невмоготу терпеть причуды Салданьи, он обратился к тогдашнему руководителю бразильской федерации спорта Жоао Авеланжу, поставив вопрос ребром — или он, или Салданья. Тем самым Антонио ду Пассу дал понять, что отказывается работать с Салданьей в качестве старшего тренера. Авеланж, естественно, предпочел выбрать своего сотрудника. Салданья сообразил, что с ним намерены расстаться. Но при его самолюбии он не мог столь бесславно покинуть большой футбол, поэтому главные мотивы своего снятия, своего падения решил свалить на… меня.

Тренер заявил журналистам, будто его сняли только потому, что он хотел вывести Пеле из состава сборной. Поэтому от его услуг решили отказаться. По мнению Салданьи, я по состоянию здоровья не мог играть в сборной, поскольку якобы страдал тяжелым недугом — миопией[10].

Такое обвинение не было для меня новым. Пятнадцатилетним мальчишкой меня подвергли в «Сантосе» самому тщательному медицинскому осмотру. Врач отметил у меня легкую близорукость. За все годы заболевание не прогрессировало и не мешало мне играть, что, впрочем, было хорошо известно Салданье. Он знал также, что мои футбольные успехи нередко объясняли более широким по сравнению с нормой углом зрения. В общем, из того, что Салданья мог придумать, история с миопией оказалась менее всего убедительной.

Реакция прессы была соответствующей — никто не принял выдумку Салданьи за чистую монету. Тогда он пустил в ход новую версию, заявив, что у меня слаба общефизическая подготовка, из-за чего меня нельзя включать в состав сборной. Надо сказать, в то время ни один из нас еще не достиг своей лучшей спортивной формы, ибо подготовка к чемпионату мира только начиналась. Мое физическое состояние было ничуть не хуже, чем у других игроков. Когда же стало ясно, что и этот аргумент притянут за уши (вопрос о выводе меня из состава сборной и о попытке бывшего тренера избавиться от меня не получил широкого резонанса в средствах массовой информации), Салданья придумал третью версию. В одной из телевизионных передач бывший тренер Салданья поведал, что я очень серьезно болен, но он не имеет права раскрывать, что это за болезнь. Он говорил с такой внутренней убежденностью, что меня невольно охватило волнение. Может, пока Салданья был тренером, он читал медицинские заключения о состоянии моего здоровья, к которым я сам не имел доступа? А, может, я действительно страдаю страшным заболеванием, и руководители комиссии из жалости решили мне ничего не говорить?

Под впечатлением всех этих мыслей я отравился к Антонио ду Пассу и к врачу нашего клуба, чтобы наконец узнать правду. Они заверили меня, что вся эта история — чушь от начала до конца, что Жоао надо оправдаться, почему его сняли, вот он и выдумал для пущей убедительности, мол, поссорился с Пеле из-за того, что хотел вывести его из состава сборной. Лично проверив старые и самые последние медицинские заключения о состоянии своего здоровья, я удостоверился, что во всей этой истории не было ни грана правды. Лично я желаю Салданье крепкого здоровья и всяческого благополучия. Надеюсь, что он не станет поступать с другими так, как обошелся со мной, бросив в мой адрес такие смехотворные обвинения. Ведь в какой-то момент я действительно поверил, что у меня рак или какое-то иное страшное заболевание.