М. С. Горбачёв не помышлял о таких глубоких изменениях. Многие считают, что он лишь внес отдельные коррективы во внутриполитическую систему и ослабил холодную войну, желая таким образом прославить свое имя в качестве исторической личности. С точки зрения такой «программы-минимум» похоже, что М. С. Горбачёв сильно верил в искренность западных политиков, особенно своих «коллег» – глав государств. Возможно, придется по-новому изучить то обстоятельство, что слишком уж быстро, слишком уж сильно задружили М. С. Горбачёв и его окружение с М. Тэтчер, Р. Рейганом, Дж. Бушем и другими западными политиками. По моим наблюдениям, потаенные умыслы М. С. Горбачёва, который желал остаться в истории не только как реформатор, но и как политический деятель мирового уровня, были причиной многих ситуаций.
Горбачёв не мог выйти из-под влияния окружения. Прислушивался к тому, что говорили то одни, то другие. Западные деятели ему давали один совет, свои – совершенно противоположный. Всегда ведь проще разобраться в чужом деле, чем в своем собственном. Советчиков вокруг развелось много. Даже те, кто был поднят на олимп власти самим Михаилом Сергеевичем, не стали глашатаями нового, кто-то воздерживался, кто-то даже принялся за организацию переворота… Он, стараясь объединить не желающих объединяться, договориться с несогласными, попав в самое пекло, совсем заморочил себе голову. В результате ни справа, ни слева не нашел себе союзников. Трудно привести более драматичный пример мытарств человека, оказавшегося в таком шатком положении. М. С. Горбачёв, слушая одних, рассказывал одну историю, слушая других, рассказывал совсем другую. Между тем кризис нарастал. Не зная, что делать, он сильно беспокоился, но бездействовал. При этом был уверен, что совершает великие перемены. М. С. Горбачёв обычно созывал всех для обсуждения проблем. Но говорил, как правило, сам. У нас, слушавших его длинные монологи на протяжении всего заседания, болели головы. А после получения Нобелевской премии и вовсе уверовал в то, что лишь ему одному открыта истина в последней инстанции…
Иначе разве мог лидер, уважающий и себя, и свой народ, сказать: «Если Советский Союз рухнет, я не буду президентом». Разве не ответит на это любой человек: «Ты ведь Президент, не дай рухнуть своей стране. Если не можешь, уходи!» Бесспорно, подобная нерешительность, слабость и безответственность приводят власть к кризису. Мне не раз приходилось общаться с М. С. Горбачёвым на эту тему, довелось и публично критиковать его с трибуны. Он обижался… Справедливости ради я должен сказать, что в принципе отношение Михаила Сергеевича ко мне было положительным. Я уже писал в одной из глав этой книги, что он предлагал мне высокие должности вице-президента СССР, главы союзного правительства. Но это не значит, что можно закрыть глаза на все плохое, совершенное им против твоего родного народа, твоей страны.
Ректор Московского гуманитарного университета, доктор философских наук Игорь Ильинский, раскрывая в своей объемной статье психологический и политический портрет М. С. Горбачёва и рассуждая о кадровом решении в канун декабрьских событий 1986 года в Казахстане, то есть об отправке Колбина на должность руководителя Казахстана, сделал следующие выводы: «Не стоит думать, будто столь грубый политический ход со стороны Горбачёва был случайной ошибкой. Это была провокация, сознательная пощечина с целью проверки состояния национального достоинства коренной нации. Это была первая авантюра заговорщиков, отлично понимавших, сколь ранимо и легко воспламенимо национальное сознание. Не случайно! Именно на возбуждение национализма ставилась одна из главных карт в разрушении Союза Советских Социалистических (национальных! – И. И.) Республик. И первый ход с точки зрения горбачёвских целей оказался удачным».